"Габриэль Гарсия Маркес. Хроника предсказанной смерти" - читать интересную книгу автора

местных музыкантов с их дудками и аккордеонами, которые собрались,
привлеченные праздничной суетой.
Семья Викарио жила в скромном кирпичном доме под пальмовой крышей с
двумя слуховыми окнами, куда в январе залетали ласточки, чтобы свить гнезда.
Перед домом была терраса, почти полностью занятая цветочными горшками,
обширный двор, где росли фруктовые деревья и бродили куры. В глубине двора
близнецы устроили загон для свиней, поставили плаху для забоя и разделочный
стол, ставший верным источником семейного дохода с тех пор как Понсио
Викарио лишился зрения. Дело затеял Педро Викарио, когда же он ушел на
военную службу, его брат-близнец тоже освоил ремесло мясника.
Обстановка дома была такой скудной, что ее едва хватало для
повседневных нужд. Поэтому старшие сестры, уяснив себе масштабы предстоящего
праздника, стали упрашивать родителей снять дом. "Представь себе, - говорила
мне Анхела Викарио, - они хотели снять дом Пласиды Линеро, счастье, что
родители им запретили со своей вечной песней о том, что их дочери выйдут
замуж в нашем хлеву или не выйдут вообще". Дом выкрасили в первоначальный
желтый цвет, поправили двери, заделали щели в полах, приведя все в порядок,
насколько было возможно, ради такой грандиозной свадьбы. Близнецы перегнали
свиней в другое место и вычистили загон негашеной известью, но даже так было
видно, что места не хватит. Наконец, по указанию Байардо Сан-Романа, снесли
забор вокруг двора, попросили соседей сдать для танцев комнаты и поставили
деревянные павильоны, чтобы угощаться под сенью тамариндов.
Неожиданный переполох вызвал жених, который явился за Анхелой Викарио с
двухчасовым опозданием, а она отказывалась надевать подвенечное платье, пока
он не войдет в дом. "Представь себе, - говорила она, - я ведь обрадовалась
бы даже, не приди он совсем, но только не в случае, если бы я уже оделась".
Ее осторожность казалась естественной, потому что нет худшего позора для
женщины, чем быть брошенной в подвенечном платье. То, что Анхела Викарио
осмелилась надеть фату и померанцевый венок, не будучи девушкой,
воспринималось как глумление над символами чистоты. Моя мать была
единственной, кто счел проявлением мужества то, что Анхела до последнего не
сдавала своих крапленых карт. "В те времена, - объясняла она мне, - Господь
понимал такие вещи". И напротив, никто так и не узнал, какие карты были на
руках у Байардо Сан-Романа. С того момента как он, наконец, явился во фраке
и цилиндре и до мгновения, когда увел с торжества свою злосчастную невесту,
Байардо являл собой образец счастливого жениха.
И, тем более, никто так и не узнал, какими картами играл Сантьяго
Назар. Я все время был рядом с ним и в церкви и на гулянье вместе с Кристо
Бедойей и моим братом Луисом-Энрике, и никто из нас не заметил ни малейшей
перемены в его поведении. Мне пришлось повторять это множество раз, ведь мы
четверо выросли вместе, вместе ходили в школу, одной ватагой играли во время
каникул, и никто не мог поверить, что у нас была тайна, которой мы не
поделились бы друг с другом, тем более такая серьезная.
Сантьяго Назар обожал праздники, и самое большое удовольствие ему
довелось испытать в канун собственной смерти за подсчетом свадебных
расходов. Он заметил, что церковь была украшена цветами на сумму, которой
хватило бы на четырнадцать похорон по первому классу. Это уточнение
преследовало меня долгие годы, ведь Сантьяго Назар еще раньше говорил мне,
что запах срезанных цветов для него непосредственно связан со смертью, и в
тот день повторил мне то же самое, входя в храм. "Не хочу, чтобы меня