"Габриэль Гарсия Маркес. Ностальгия по горькому миндалю" - читать интересную книгу автора

Габриэль Гарсия Маркес

Ностальгия по горькому миндалю

Херемия де Сент-Амур, казалось бы, является "лишним" героем романа
"Любовь во время чумы". Однако он настолько хорошо выполнил порученное ему
задание, что сейчас было бы нелегко воспринимать книгу без его участия.
Посмотрим: главная задача романа - чтобы первая же его строка захватила
читателя. На мой взгляд есть два великих "начала" у Кафки. Первое: "Грегорио
Самса проснулся однажды утром превращенным в гигантское насекомое". И
другое: "Это был гриф, который клевал мои ноги". Есть еще третье (автора я
не помню): "Лицом он был похож на Роберто, но звали его Хосе".
Первая строка романа "Любовь во время чумы" стоила мне пота и слез, но
однажды в одном из произведений Агаты Кристи мне встретилась фраза: "Так
было всегда: запах горького миндаля наводил на мысль о несчастной любви".
Следующая трудность была в том, чтобы первая фраза удерживала читателя
в напряжении и заразила его страстью. Немногим романам это удается. Любовные
похождения Флорентино Арисы и Фермины Дасы - простоватая и продуманная
сказка, она должна была иметь запоминающегося "предшественника", чтобы
заинтриговать читателя. Решением этого вопроса было самоубийство Херемии де
Сент-Амура, жестокое воспоминание из моего детства, достаточно драматичное,
чтобы поддерживать напряжение, пока повествование не войдет в нужное русло.
В реальной жизни де Сент-Амур был бельгийским ветераном Первой Мировой
войны, который потерял обе ноги на минном поле в Нормандии. Он пришел в
Аракатаку[1] вместе с миграционным потоком банановой лихорадки[2], на
костылях с искусной резьбой собственного изготовления с инкрустированным
костяным рогом. Имя его было дон Эмилио, но все знали его как Бельгийца; для
романа я предпочел имя более лиричное, напоминающее имя предсказателя и
французского теолога. Он был не детским фотографом, а золотых дел мастером,
как мой дедушка, и был его протеже. У него никогда не было любимой женщины,
но та, что появляется в романе, была его священной тайной, которую он
раскрыл только моему деду. Кажется, он ненавидел собак, и то, что в книге
она у него есть - это моя слабость.
Дружба Бельгийца с моим дедом была довольно близкой из-за общей страсти
к ювелирному делу. Дедушка помог ему устроиться в селе, а он помог деду
научиться неплохо играть в шахматы и научил его делать знаменитых золотых
рыбок[3]. Для меня он был неприятным персонажем, потому что каждую ночь,
когда дедушка брал меня с собой на шахматные партии, я ужасался, как много
нужно часов, чтобы двигать фигуры.
Мне было не больше шести лет, но я помню, как будто это было вчера,
момент, когда деду сообщили о самоубийстве дона Эмилио, в августовское
воскресенье, когда мы выходили из дома, чтобы к восьми часам попасть на
мессу. Он волоком притащил меня к дому Бельгийца, где его ждали алькальд и
двое полицейских.
Первое, что потрясло меня в неубранной спальне, был резкий запах
горького миндаля от цианида, который вдыхал Бельгиец. Тело, накрытое
материей, лежало на кровати. Рядом, на деревянной скамейке, лежала чашка, из
которой уже испарился яд, и записка с сообщением, красиво выведенным кистью:
"Никто не виноват, я убиваю себя по глупости".
Ничто не сохранится в моей памяти с такой четкостью, как образ его