"Давид Маркиш. Спасение Ударной армии (рассказ) " - читать интересную книгу автора

остались дети, вон они идут, обнявшись от горя... Вряд ли кого-то еще, кроме
Саши Ривкина, занимал здесь этот вопрос. Сама мысль о ящике для Овадии была
бы отброшена провожающими с негодованием: нагим он пришел в этот мир, нагим
и уходит из него - не в штанах же или пальто ему уходить. Ящик? Но это же
полная бессмыслица и нарушение заданной стройности событий: для чего
препятствовать земле делать свое дело?
Подойдя, обступили могильную яму. Саша видел, как наклонили носилки и
тело податливо соскользнуло в землю и исчезло из вида. Помолившись,
кладбищенский раввин попросил у Овадии прощения: может, кто-то из людей
погребального братства ненароком его обидел во время обмывания и похорон.
"Прости нас. Все, что мы делали, мы делали из уважения к тебе", - сказал
раввин и отошел от могилы. Все было кончено, люди потянулись к выходу - не
той дорогой, по которой сюда пришли.
Саша Ривкин, отбившись от группы, свернул в сторону и пошел бродить по
дорожкам кладбища. Он всматривался в буквы на плитах, разбирал имена и
дивился, как можно в такой тесноте найти нужное надгробие среди множества
точно таких же. Около свежей могилы работал каменщик - разведя цемент в
ведерке, ляпал мастерком. Увидев одиноко бредущего Сашу, каменщик сдвинул на
затылок кепку, знававшую лучшие времена, и тихонько запел по-русски: "Я
ехала домой, двурогая луна..." Саша подошел и остановился, а каменщик
продолжал напевать.
- Я знаю эту песню, - сказал Саша, немного подождав. - Красивая.
- Романс, - уточнил каменщик. - А вы вчерашнего хоронили, с базара?
- Ну да, - сказал Саша. - Я там тоже работаю.
- У нас тут поспокойней, - кивнул каменщик. - Бомбы не рвут, гранаты не
кидают. Тихо. Во всяком случае, пока что...
- А почему здесь нет травы? - спросил Саша Ривкин.
Кладбищенский каменщик, распевающий романсы, должен был знать ответ на
этот вопрос.
- Всему свое место, - пожал плечами каменщик, - так я вам скажу. -
Траве - в лесу... Но я вообще-то по этой части не специалист, я раньше
другим делом занимался.
- Вы певец? - снова спросил Саша.
- С чего это вы взяли! - досадливо отмахнулся каменщик. - Я
мемориальные доски рубил в Ростове, вот что я делал. - И добавил, уже без
досады: - Вы ведь тоже не всю жизнь петрушкой торговали, а?
- Не всю, не всю... - сказал Саша. Ему не хотелось рассказывать
ростовскому скульптору про город Электроугли. - А вон, за оградой, деревья
растут - там что? Парк?
- Какой там парк! - сказал каменщик. - Просто хоронят за забором не по
обряду - русских, например, или хоть китайца зароют. Мимо земли никого не
пронесут... Есть и евреи чистокровные.
- Чистокровные? - переспросил Саша Ривкин.
- Ну да, - сказал каменщик. - По завещанию, или если родственники
решили. Некоторые хотят с эпитафией, а другие памятник ставят. Можно сходить
посмотреть.
Идти было недалеко. Под сытыми, сильными деревьями и разросшимися
кустами бугенвилий могилы, расположенные вразбивку, не вплотную друг к
другу, имели живописный привольный вид. Некоторые были украшены цветами, в
изголовьях других стояли апельсиновые деревья с оранжевыми мячиками плодов в