"Давид Маркиш. Спасение Ударной армии (рассказ) " - читать интересную книгу автора

на спине. - Греби к нам, земеля, все равно сидеть негде!
Но Саше не хотелось никуда грести, он прошел мимо. Тем временем на
сцену, украшенную бело-голубыми бантами и транспарантом "Если рынок не идет
к человеку, то человек идет на рынок", поднялся распорядитель и, призывая к
тишине, затряс колокольчиком. Публика неохотно подчинилась, а Саша Ривкин,
обойдя зал, вышел на волю.
Рынок располагался наискосок от Воронежского землячества, по другую
сторону торговой улицы. Рынок был разбит на кварталы, ряды - на торговые
гнезда. Евреи, по большей части выходцы из Африки и азиатского Востока,
стояли за прилавками и нараспев выкрикивали цены оперными голосами.
Некоторые, гордые своим умением, распевали целые куплеты, иногда по-русски,
гортанно: "Рас-цветали яблони и груши..." или совсем уже дикое в этих краях,
но отменно работающее как манок для уроженцев далеких российских просторов:
"С боем взяли город Брянск..." Изобретательность - двигатель торговли, она
идет сразу вслед за воровством.
Саша Ривкин остановился у углового лотка, любуясь выложенными на
покатом щите овощами. Здесь имелось все, о чем можно только мечтать человеку
мечтающему: зеленые ядра капусты, лакированные штиблеты баклажанов,
указующие персты огурцов, луковицы в перламутровых сорочках, томные пунцовые
помидоры. Натюрморт был квадратно обрамлен пучками укропа, кинзы и вилками
махрового салата. Дивясь и радуясь, Саша молча глядел на эту Божью картину.
Торговец - марокканский, верней всего, уроженец с дикими глазами,
опушенными необыкновенно длинными, круто загнутыми вверх ресницами, - стоя
за своим лотком, внимательно наблюдал за очарованным Сашей Ривкиным.
- Хочешь? - спросил марокканец, придя, очевидно, к выводу, что
покупатель из Саши Ривкина никакой. - Вон, бери из ящика. Денег не надо. -
И, продолжая наблюдать, отхлебнул глоток черного кофе из маленького
стаканчика.
В скособоченном ящике под прилавком лежали врассыпную овощи-инвалиды,
назначенные на выброс - надломленные, или битые, или тронутые гнилью. Саша
выбрал крупную луковицу и коралловую морковку, подагрически искривленную в
пояснице.
- Цвика меня зовут, - сказал марокканец. Его, как видно, тянуло
поболтать. - А ты русский?
- Откуда ты знаешь? - удивился Саша Ривкин.
- Люблю русских, - объяснил Цвика и ресницы доверительно опустил. - Они
умные: все инженеры или музыканты.
Толпа текла по проходу между рядами, люди вертели головами и
взыскательно примеривались к выставленной напоказ торжествующей красоте.
"Неужели они все это унесут отсюда и сожрут?" - подумал Саша Ривкин, и ему
стало почему-то неловко за людей.
- Тебе помощник не нужен? - так, на всякий случай, спросил Саша у
лотошника.
- Почему не нужен?... - задумался марокканец. - Ты по-русски будешь
кричать и петь. Сможешь?
- Смогу, - сказал Саша и плечами пожал: петь так петь, хотя это и
непривычно.
- Первый месяц бесплатно, - играя глазами, сказал марокканец. - Для
учебы. Ешь, сколько хочешь, - и все... У тебя ж деньги есть? У вас у всех
есть?