"Сергей Марков. Юконский ворон " - читать интересную книгу автора

плотнее свинцовой пули...
Путники вошли в рябиновую рощу. На деревьях висели алые грозди,
пощаженные птицами. Загоскин невольно протянул руку к запорошенной снегом
ветке. Ветка вырвалась, осыпав его искристой пылью.
- Чет-нечет, - загадал он и снова потянулся за яркой гроздью.
Пересчитав ягоды, он улыбнулся и сунул гроздь в сумку. Вспомнился
пензенский сад, покрытый плесенью забор, кольцо калитки. Суждено ли ему
возвратиться к рябинам отчизны?

ГЛАВА ВТОРАЯ

Три человека все идут и идут по льду Квихпака. Им нужно дойти, совершив
путь не в одну сотню верст, до ближайшего поста Российско-Американской
компании, или до "одиночки", как здесь его называли. Там, у очага, сидит
длинноволосый и безбородый русский креол - приказчик. Он ждет, когда к нему
прибредет индеец со шкурами выдры или красной лисицы. Они вспрыснут сделку
крепкой русской водкой и надолго расстанутся друг с другом. И опять он один,
только сверкание снега вокруг, треск бревен хижины и тявканье красной
лисицы, которая стелется по сугробу, как огонь оставленного костра.
Путники ночевали в сумрачной чаще, близ берега Квихпака. Индейцы
нарубили свежих хвойных ветвей, покрыли их мохом и развели костер рядом с
ложем. Загоскин вскоре заснул. Голубая пелена сна отделила его от снежного
мира. Он видел поля, заросшие золотой пензенской рожью, видел дни, когда он
был совсем молодым. Во сне аляскинский снег пахнул антоновкой, той, которую
Загоскин ел в детстве.
Потом засверкали огни. Множество разноцветных огней. Что это? Светлая
звезда над адмиралтейской иглой, звезды, отраженные в Неве у парапетов около
Морского корпуса? Или это плывут над зеленой балтийской волной бортовые огни
фрегата "Урания", - мичман Загоскин стоит на ночной вахте? И гром волны, и
звон корабельного колокола, и зыблющийся огонь на верхушке мачты, и все
это - сквозь голубую пелену! Она стелется, плывет и звучит. И у края ее,
блистая, возникает золотая полоса каспийского песка. Русский десант бежит по
горячим холмам, персидские пехотинцы неумело отстреливаются. Багряные пятна
мерцают на песке, но цветут они недолго: кровь испаряется на барханах, и
пески вновь становятся золотыми. Потом вдруг чей-то неторопливый голос
читает реляцию о "Деле при Северо-Восточной Куринской банке", чья-то
жилистая рука протягивает Загоскину золотую медаль, висящую на цветной
ленте. И все это сон, все - начало и конец прожитого... Потом - Астрахань,
сияние плодов на шумном рынке и отвесные лучи полуденного солнца. В море,
прозрачном на сажень, идут косяки рыбы, серебряной и ярой. Тела рыб
сверкают, как клинки. Светятся паруса брига "Тавриз", обрызганные водяною
пылью. А потом, потом... Матрос 2-й статьи Лаврентий Загоскин идет вверх -
на марс фрегата "Кастор". Как будто нескончаемая дорога в небо, как будто на
конце гудящей мачты сияет колючая одинокая звезда и ее можно взять рукой. А
на плечах разжалованного - мокрая и грубая одежда солдата морей... Он моет
палубу, и в потоках зеленой воды играет отражение лучей скупого балтийского
солнца. И темная пена скатывается с камней Аландских островов. Голубой
проблеск - и над озаренным молнией морем вспыхивает огонь маяка Утте. Из
светлого марева плывут черепичные кровли Ревеля. Когда-то Загоскин брезговал
заходить в портовые кабаки. В Ревеле лилось золотое пиво. Пить!.. Он