"Сергей Марков. Юконский ворон " - читать интересную книгу автора

проснулся и протянул руку, чтобы по привычке взять горсть снега. Голубая
завеса еще качалась перед глазами, но через мгновение исчезла. Кругом все
бело, все непроницаемо, сплошная белая стена, Загоскин стряхнул с плеч снег.
Стена! Белые частицы ложились плотным слоем. Он сделал знак рукой, и с земли
поднялся большой снежный ком. Это - один из индейцев. А где второй?
Спрашивать бесполезно - сквозь шум метели не слышно голоса... Загоскин
понял - нужно беспрестанно двигаться. Он протянул руку к индейцу, взял его
за край плаща и потянул за собой. Они, обнявшись, ходили вдоль снежной
стены, ходили безмолвно и не раз спотыкались о головни потухшего костра.
Надо держаться ближе к кострищу, чтобы не заблудиться. Он считал шаги,
считал, сколько раз коснулся ногой холодных головней. Прочь лазурную
завесу!.. Да, бывший лейтенант Загоскин разжалован в матросы. Но Квихпак -
великая река Аляски, - протянувшаяся, как он думает, на четыре тысячи верст,
через лед, снега, кустарники и черные леса, принадлежит теперь ему. Что
представляют собой горы, о которых говорят индейцы? И действительно ли там
находятся истоки Квихпака? Загоскин будет идти вперед, пока кровь движется в
его жилах!
Когда Загоскин собирался сюда, в Ново-Архангельске его пугали
людоедами-кыльчанами, которые когда-то убили Самойлова, одного из первых
русских на Аляске. Пусть! Лучше пернатая индейская стрела или резная дубина,
чем жизнь штрафного матроса.
Приятель декабристов лейтенант Лутковский читал когда-то Загоскину
стихи Пушкина, а потом они долго молчали, глядя на солнце, встающее над
морем с правого борта фрегата. Он помнил запахи жизни - дыхание золотой
смолы на стволах сосен, жар пуншевой чаши, помнил даже, как горчит разбухшее
лимонное зерно, кружащееся в кипучей влаге пунша. Загоскин выпустил край
плаща индейца и сбил снег с мешка за плечами спутника, улыбнулся,
почувствовав, с каким трудом разомкнулись его обледенелые ресницы. От улыбки
вспыхнула боль в мышцах лица. Все хорошо! В этом именно мешке лежат записи -
о температуре почв острова Михаила, образцы вулканических пород, дневник,
записи индейских сказок, словарь языка индейцев и... письмо женщины с
золотистыми глазами. О, светлый дом в занесенной снегами пензенской усадьбе,
мохнатые ели у окна, антоновское яблоко в тонких пальцах! К черту! Жизнь
будет сверкающей, как золотая парча. Он пройдет Квихпак до Великих Гор и
откроет все, что в его силах. В Ново-Архангельске он будет целый месяц спать
каждую ночь, а днем разбирать дневники и писать.
А потом он поедет в Калифорнию, в залив Св. Франциска. Там Загоскин
поднимется на заоблачные горы за русской крепостью и увидит восход солнца.
Ниже облаков - пояс дубовых рощ. Загоскин будет лежать на спине и смотреть в
небо и на дубовые ветви, а резные листья закружатся над ним. Если его не
уложит индейская стрела, не сгложет цинга, он увидит родину. С Загоскиным
будет говорить старик Крузенштерн, он протянет руку штрафному матросу. В
глазах Загоскина потемнело, и в черной тишине он увидел - отчетливо и
беспощадно, - как чужая холодная рука, задевая его небритые щеки и шею,
срывает с плеч лейтенанта эполеты. Это было, когда он стоял на шканцах
"Аракса", - на глазах всего экипажа...
Голубое, золотое, черное... Вся жизнь! А она может оборваться. Он снова
обхватил индейца и зашагал вдоль снежной стены. Загоскин не видел лица
спутника, не мог говорить с ним. Он лишь пожимал руку индейца и ощущал
ответное пожатие. Значит, они оба живы. В снежной тундре два горячих