"Сергей Марков. Юконский ворон " - читать интересную книгу автора

крестик на серебряной цепочке. Креол был крещеным; Загоскин узнал это еще
потому, что на пальце убитого тускло светилось серебряное кольцо с надписью
синими буквами.
"Преподобный отче Сергий, моли бога о нас", - прочел Загоскин,
оборачивая кольцо вокруг промерзшего пальца с голубоватым ногтем. Как звали
креола? Загоскин пошел в зимовье и стал перелистывать холодные страницы
книги приема мехов... "...Савватий Устюжанин... Савватий... Савватий", -
повторял Загоскин, как бы боясь, что забудет это имя.
- Ну, Кузьма, начинай!
Индеец выбил трубку и вынул огниво. Он высек огонь, а трут приложил к
стенке порохового бочонка. Сначала белый, а потом желтый и алый огонь
засновал между бочками. Скоро шумное пламя, изгибавшееся на ветру, скрыло
тело убитого. Но дорожке, покрытой пороховой пылью, Кузьма прикатил еще две
пустые бочки, сбил с них обручи и стал подкладывать в костер черную клепку.
Стоять у огня было жарко.
- Упокой, господи, душу раба твоего Савватия, - сказал Загоскин,
запнулся и добавил: - Убиенного...
Он вскинул ружье и дал знак Кузьме. Слабый залп всколыхнул тишину. Без
шапок, с заиндевевшими волосами, они долго стояли у огненной могилы креола.
По звонким красным углям перебегали редкие синие огни, горячий пепел лежал
высоким сугробом. Загоскин и индеец Кузьма перекрестились и вошли в зимовье,
унося на своих лицах тепло костра.
В тот день они сколотили грубый крест из двух жердей, и Загоскин
вырезал ножом надпись: "Савватий Устюжанин, креол. Приказчик
Российско-Американской компании. Злодейски убит на реке Квихпак в марте 1842
года..."
Крест прислонили к стене зимовья.
Они отдыхали в "одиночке" и ждали, когда тронется Квихпак. Однажды
ранним утром услышали глухой гул и мерное громыхание, похожее на пушечные
выстрелы. Вода в реке прибывала, серый лед покрылся звездчатыми изломами и
уже отделялся от берегов. Дня через три великая река забушевала. Зеленые и
прозрачные льдины - малые и большие - нагромождались друг на друга и
стонали. Вода стекала с боков льдин, устремлялась в клокочущее русло и снова
кидалась на льдины. Вырванные с корнем деревья мчались в ревущем водовороте.
Сырой и плотный ветер срывал лосиный плащ с плеч Загоскина. А он,
наклонившись над клокочущим руслом, взявшись левой рукой за прибрежный куст,
измерял скорость бешеного течения.
В это время Кузьма, расхаживая по двору "одиночки", собирал и складывал
в кучу снасти, которыми когда-то пользовался креол Савватий. Индеец любовно
починил старые ивовые верши - для лова нельмы и налимов; ими особенно
славились здешние места. Когда река утихла, Кузьма расставил ловушки, и
скоро в еще мутной воде тускло заблестело тяжелое серебро. Индеец вытаскивал
из верши за жабры больших сверкающих рыб с крупной чешуей. Они дышали
порывисто и быстро, пока индеец не надламывал им хребет. Точно так же в
детстве делал и Загоскин, ловя больших голавлей.
Кузьма сидел на солнце и тихо пересчитывал свою добычу. Он был окружен
табачным дымом, сквозь дым проходил солнечный свет. Загоскину показалось,
что когда-то, очень давно, он видел все это - вплоть до чешуи, прилипшей к
ногтям Кузьмы, до бликов света на его лице. Солнце играло на поверхности
широкого ножа индейца, когда он ловкими ударами распластывал рыбу.