"Сергей Марков. Юконский ворон " - читать интересную книгу автора

победитель трех медвежат? - И Кузьма ласково похлопал молодого индейца по
спине.
Загоскин держал в руках бересту, солнце слегка пригревало пальцы. Он
обдумывал, что ему надо передать Ке-ли-лын, но никак не мог подобрать слов;
Загоскин вдруг ощутил, что он в эту минуту думает по-индейски.
- Слушай, сын Ворона, - сказал он молодому индейцу, - зайдем в нашу
хижину.
В хижине креола Загоскин раскрыл остроногий циркуль и начертил круг
посредине куска бересты. Он обвел его границы красным, затем нарисовал
внутри круга горностая. Оставалось только начертать воду в виде широкой
темно-синей полосы и украсить рисунок изображением трубки с кистью из
перьев. Молодой индеец затаив дыхание смотрел через плечо Кузьмы на
блистающие краски.
- Белый Горностай идет берегом великого Квихпака, с ним старый индеец
из Ситхи. Согласие и мир соединяют их - так говорит береста, - воскликнул
посланец из Бобрового Дома. Все трое, как по уговору, переглянулись и отошли
от стола, оставив бересту на нем, чтобы просохли краски.
- Что сказать Ке-ли-лын? - спросил индеец у Загоскина.
- Скажи, что русский желает ей и всему Бобровому Дому удачи. Что
русский помнит ее... что мы здоровы. Я скажу главному русскому тойону в
Ситхе, чтобы он дал вам муки, пороху, снастей для рыбы, ловушки на зверя...
Теперь расскажи мне о весне в индейской стране. Я жду времени, чтобы выйти к
Кускоквиму.
- Земля проснулась, Белый Горностай. Когда я плыл меж берегов Квихпака,
я слышал, как стучат рога лосей в лесах. Молодые лоси скачут на полянах;
это - к большому теплу. Лососи скоро пойдут в реки: мимо моего челнока они
уже проплывали, и плавники их чуть не на палец высовывались из воды. Медведи
проснулись и вышли к берегам. Все это - к теплу. Но куда ты хочешь идти? -
Индеец вдруг поманил к себе Кузьму, отошел с ним в сторону и стал что-то
шептать ему на ухо. Оба они при этом улыбались, а Кузьма покачал головой.
Посланец, улучив мгновение, снова приникал к уху Кузьмы.
- Он зовет нас в Бобровый Дом - отдыхать, есть медвежатину. Для нас
сварен веселый напиток из сладкой травы, - сказал Кузьма Загоскину. -
Нечего, мальчик, шептаться со мной, я передаю все русскому тойону. Теперь ты
понимаешь, что никакого ножа в Бобровом Доме я не оставлял.. Что ты ответишь
Ке-ли-лын?
Загоскин подошел к сосновому столу, облокотился на него и погрузился в
раздумье. Табачный дым поднимался из трубки. Сердце щемило.
Пойти в Бобровый Дом?.. Но ведь это можно сделать всегда! А дело,
подвиг? Ведь он имеет единственное, не отнятое у него право на свершение
подвига... Надо научиться не меняться в лице. Ке-ли-лын! Неужели он слабее
своего сердца? Можно ли быть снежинкой, тающей на лезвии ножа? Он явственно
увидел индианку - ее глаза, губы и синие ресницы. Вся его жизнь предстала
перед ним. Она звала его на подвиг, и он с беспощадной ясностью понял, что
на время должен быть одиноким. Он хотел затянуться из трубки, но увидел, что
она погасла. Загоскин выбил пепел и повернул голову к индейцу.
- Мы не придем в Бобровый Дом, - сказал он твердо. - Нам надо спешить к
Кускоквиму. Кузьма, готовь лодку, завтра мы поплывем. Спасибо тебе, сын
Ворона, твоему роду, девушке Ке-ли-лын за все. Когда-нибудь я еще увижу всех
вас.