"Сергей Марков. Юконский ворон " - читать интересную книгу автора

Оставшись один, Загоскин углубился в работу. Раскрытая книга с историей
Джона Теннера лежала на столе. Писал он долго, до сумерек. Когда смерклось,
Загоскин пошел прогуляться. На ногах он держался твердо, слабость от болезни
уже не давала знать о себе. Он ушел в приморский поселок. Море грозно
ворочалось за деревянным молом. Ветер доносил с островов запах хвои.
Во сне в ту ночь Загоскин видел водопады, светлые облака и широкие
спокойные реки, освещенные солнцем. Вспомнив утром эти сны, он понял, что
выздоровел.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

"Люди, покоящие жизнь свою в образованности и ее привычках,
избалованные вниманием Фортуны, наверно, не поймут меня и поступков моих. Но
к поступкам этим призывала меня вся жизнь моя, полная горьких разочарований,
лишений и скитальчества. Вот уже год прошел с тех пор, как я ступил на землю
отчизны, которую я люблю всем сердцем. Но к чему приготовила она меня?
Юность прошла в скитаниях по чужим морям и странам от Понта Евксинского до
хладных просторов Гиперборейских. В другой половине земного шара, в дикой
пустыне Американской, оставил я любовь свою, которой было суждено родиться
именно там, в стране, где я столь долго испытывал силу своего духа, где
морозы и метели закалили мое тело, но не ожесточили сердце и не убили любви
к людям и жизни, которая, как я и сейчас полагаю, есть высший дар Натуры.
На берега отчизны я возвратился еще более закаленным, исполненным
мыслей о том, что я свершил все, что мог, для познания столь отдаленных
стран, их натуры и людей. Не моя вина в том, что люди косные отвергли все
то, что я открыл, не воспользовались щедрыми дарами богатых стран, в
высокомерии своем отказались выслушать разумный голос человека, пекущегося
не о личном благе, а о чести и процветании отчизны. Думал я, что отечество
встретит меня иначе и что хоть теперь-то вознаградит мои чаяния и надежды.
Но сколь я ни ходил по министерствам и департаментам, доказывая всюду
будущие выгоды от золота на Квихпаке, сколько записок и прожектов ни
подавал - Фортуна ни разу не была ко мне благосклонна.
И вот, удалившись на время от столичного шума в родной город, не имея
даже своего крова для любимых занятий, решил я посвятить досуги составлению
записок о странствиях по Аляске.
Итак, теперь я сижу в Пензе на Лекарской улице, в нумерах "Бразилия".
Больше половины повести, а именно двенадцать тетрадей, мною уже отданы в
переписку одному семинаристу. Занятиям моим сильно мешает шум - нумер мой в
соседстве с залом ресторации. За стеною весь день и вечер шумит хриплый
трактирный орган и стучат бильярдные шары. Стук их напоминает мне
ненавистного Рахижана, играющего в алагер на Кекуре, и вызывает нервическое
напряжение, которое я, однако, преодолеваю занятиями. Пишу я больше ночами,
когда за стеной воцаряется спокойствие. Тогда сальные свечи в медных
канделябрах делаются единственными собеседниками моими, и им да бумаге
вверяю я всю радость и горечь воспоминаний. Повесть свою я хочу завершить
как можно скорее. Из-за этого я даже не успел побывать в родных местах, где
свойственники мои, как я слышал, успели овладеть имением, доставшимся мне от
родителей, и один бог знает, сумею ли я его воротить обратно. Сиротский суд
признал меня безвестно отсутствующим и передал убогое мое имущество в руки
других людей. Все средства, которые были у меня, обратить хочу на издание