"Сергей Марков. Тамо-рус Маклай ("Люди великой цели") " - читать интересную книгу автора

Маклай делил горе и радость с людьми каменного века. Пусть только
кто-нибудь осмелился бы поднять руку на друга смуглых людей - кремневый
топор Туя, стрела Саула, которого спас Маклай на кабаньей охоте, уложили бы
на месте любого врага.
"Слово Маклая крепко", - сложили новую поговорку папуасы.
Однажды Маклай сидел дома и писал заметки для Карла Бэра об
антропологических особенностях папуасов. Увидев приближение гостей, Маклай
отложил работу. Шла целая толпа - представители всех соседних сел. Они
горячо стали просить чудесного русского никуда не уезжать, поселиться здесь
навсегда и взять себе жен, сколько он пожелает. Оказалось, что деревни
устраивали совещания, обсуждали на них все вопросы и наконец пришли. Что мог
сказать "тамо-рус" в ответ на требование папуасского веча? Он сказал
темнокожим друзьям, что если и уедет отсюда, то опять вернется. Насчет жен
Маклай заметил, что женщины вообще много шумят, "тамо-рус" любит покой, -
что же он будет делать, если все жены начнут шуметь? Деловой подход Маклая,
его невозмутимость убедили сватов, и попытки женить "тамо-руса" на некоторое
время были оставлены.
А вдоль всего Берега Маклая уже гремела папуасская песня, сложенная в
честь русского человека. Он же неустанно ходил, записывал, рисовал, собирал
коллекции; утешал плачущую женщину Кололь - она голосила о сдохшей свинье,
которую кормила когда-то своей грудью, как это было принято в папуасских
хозяйствах. Он вникал во все мелочи жизни папуасов.
Каин возил Маклая на пироге к острову Тиар. Они плыли мимо коралловых
архипелагов, нашли огромную бухту, открыли устья рек и речушек. Достигнув
цели, они были встречены тиарцами как лучшие друзья. Маклай вернулся, открыв
тридцать островов и широкий пролив.
Вслед за этим он направился в Богати, где Кады-Боро, сват, устроил в
честь гостя смотр невест. Маклай рассердился на Кады-Боро и пошел снимать
панораму высоких зеленых гор.
Когда Маклай вернулся из Богати, страшный приступ лихорадки свалил его
на жесткую постель. Ульсен причитал над Маклаем, как над покойником.
Продукты шли к концу. Даже черные какаду куда-то исчезли из лесов.
20 сентября исполнился ровно год с того времени, как Маклай высадился
здесь. Он записал в дневнике, что он за это время добился полного доверия
туземцев и что сам уверился в них. "Я готов и рад буду остаться несколько
лет на этом берегу", - так заканчивалась запись больного и голодного, но
гордого своим успехом сына России, основавшего невиданную в истории школу
человечности среди людоедов Океании.
А ведь это был еще молодой человек, двадцати шести лет, на вид юноша,
хрупкий, болезненный, нервный, но несгибаемый, как сталь, в достижении
поставленной перед собой цели.
Он наблюдал, открывал и даже к себе самому и своему здоровью относился
как к предмету научного наблюдения.
12 октября он записывал в дневник:
"Заметил, что при недостаточной пище (когда по временам чувствуешь
головокружение вследствие голода) пьешь гораздо больше, чем обыкновенно.
Пароксизмы здешней лихорадки наступают очень скоро после каких-либо
неблагоприятных причин, иногда в тот же самый день. Например, если утром
ходил в воде по колено и оставался затем в мокрой обуви или пробыл несколько
времени на солнце с непокрытой головой, - в час или два пополудни непременно