"Фредерик Марриэт. Приключение Питера Симпла " - читать интересную книгу автора

ощущаю - в себе малую толику воинского пыла, и предо мной носился призрак
моего будущего величия, а в отдаленной перспективе мерещилась карета
четверней и столовое серебро. Но это призрачное видение исчезло прежде, чем
я успел разглядеть его как следует из-за вполне реальной физической боли,
причиненной мне старшим братом Томом. Получив от отца поручение снять нагар
со свечи, он воспользовался моей рассеянностью и всунул мне в левое ухо
кусок тлеющего фитиля.
Так как история моя не очень коротка, то я не стану слишком
останавливаться на ее начале. Объявлю только читателю, что мой отец, живший
в северной Англии, не счел нужным послать меня в тот городок, вблизи
которого мы жили, а спустя четыре недели после решения, о котором я
упомянул, отправил меня в Лондон снаружи почтовой кареты, снабдив на дорогу
только одеждой зеленого цвета и полудюжиной рубашек. Во избежание всяких
недоразумений в подорожном листе к моему имени было приписано: "Доставить к
мистеру Хандикоку, на Сен-Клементскую улицу, № 14; провоз оплачен".
Мое расставание с семейством было поистине трогательным. Мать горько
плакала, ибо, как все матери, она любила самого глупого из своих сыновей
более всех прочих; сестра плакала, потому что плакала мать, а Том горланил
громче всех, потому что был наказан в это время отцом за разбитое окно,
четвертое на той неделе. В продолжение всего этого отец с нетерпением гулял
взад и вперед по комнате: мы задерживали его обед, а он любил это
единственное чувственное наслаждение, дозволенное его сану.
Наконец я отправился. Я плакал до тех пор, пока глаза мои не покраснели
и не распухли до того, что веки сделались едва заметными. Слезы и грязь
расписали мои щеки, подобно изразцам печи. Еще до окончания всей этой сцены,
беспрестанно утирая слезы и сморкая нос, я промочил платок до последней
нитки. Брат мой Том с добротой, делавшей честь его сердцу, предложил мне
свой собственный и сказал, бросив на меня взгляд, в котором чувствовалась
братская забота: "На тебе мой платок, Питер, он сух, как кость".
Но батюшка не хотел дожидаться, пока второй платок подвергнется участи
первого. Он повел меня через зал, где, пожав руки всем мужчинам и поцеловав
всех девушек, выстроившихся в ряд и закрывших глаза своими передниками, я
расстался с родительской кровлей.
Кучер проводил меня до станции, с которой мы должны были отправиться.
Втиснув меня в середину между двумя толстыми старухами и уложив мой
маленький узелок, он поклонился, и через несколько минут мы уже катили по
дороге в Лондон.
Я был слишком огорчен, чтобы в продолжение путешествия обращать на
что-либо внимание. Приехав в Лондон, мы остановились в гостинице под
вывеской "Синий Кабан" на улице, названия которой не помню. Я никогда не
видал и не слыхал о подобном звере, но он действительно был страшен: пасть
его открыта и из нее торчали необыкновенно большие клыки. Меня удивляли в
нем всего более клыки и копыта из чистого золота. Кто знает, думал я, может
быть, в какой-нибудь из дальних стран, которые мне суждено посетить, я
встречу и застрелю такое страшное чудовище? С какой поспешностью я отрежу
тогда эти драгоценные части и с какой радостью по возвращении положу их к
ногам моей матушки как приношение сыновьей любви! При этом мысль о матери
снова вызвала слезы.
Кучер бросил кнут трактирному конюху, а вожжи на спины лошадей и слез с
козел.