"Фредерик Марриэт. Корабль-призрак " - читать интересную книгу автора

- А в таком случае, если у тебя могли быть откровения и видения, то
почему не могут они быть и у других? И ты ведь тоже не можешь сказать с
уверенностью, от кого они исходили: твои патеры уверяют, что это наваждение
от лукавого; ты думаешь, что это откровение свыше. На этом основании кто
может сказать, кем тебе будет ниспослан сон?
- Это правда, Амина! Но уверена ли ты в своей силе?
- Я уверена, что если Высшему Разуму угодно будет войти в сообщение с
тобой посредством сна, то ты или никакого сна не увидишь, или же увидишь
нечто, находящееся в связи с тем вопросом, который тебя интересует!
- Если так, то я хочу прибегнуть сегодня же к твоему искусству и хоть
во сне узнать, прав я или не прав, потому что ум мой истерзан сомнениями, и
я не могу дальше выносить этого состояния!
- Нет, дорогой мой, ни сегодня, ни завтра, - отвечала она. - Пойми, что
поступая так, я иду против своих интересов: мне кажется, что сон побудит
тебя вернуться к исполнению твоего долга, потому что, признаюсь откровенно,
я не согласна с патерами. Но я твоя жена, и мой долг воспрещает мне вводить
тебя в обман. С своей стороны, ты должен обещать мне, что если я сделаю это,
то ты в награду исполнишь то, что я от тебя потребую!
- Обещаю, не спрашивая даже о том, чего ты от меня потребуешь! - сказал
Филипп, вставая. - Ну, а теперь пойдем домой!
Разговора своего они более не возобновляли ни в этот, ни в последующие
дни. Филиппу было не по душе, что Амина занималась таким искусством,
которое, если бы о том узнали патеры, навлекло бы на нее проклятие церкви.
Прошло три дня. Ложась на ночь спать, Филипп очень скоро крепко заснул,
но Амина не спала. Как только она убедилась, что муж спит крепко и не скоро
проснется, она тихонько вылезла из кровати, оделась и вышла из комнаты.
Через четверть часа она вернулась, неся в руке маленькую жаровню с
раскаленными угольями и два кусочка пергамента, свернутого в свитки и
завязанного узлом тоненьким мелковым шнурком. Сверточки эти очень походили
на филактерии, маленькие свитки пергамента с изречениями из священного
писания, которые правоверные евреи привязывают к руке и ко лбу во время
молитвы.
Привязав их ко лбу и левой руке спящего мужа, она бросила в огонь
жаровни какое-то курение и, когда фигура Филиппа стала неясно вырисовываться
в облаках дыма этого курения, встала над ним и стала бормотать какие-то
заклинания, обмахивая мужа маленькою веточкой какого-то кустарника, которую
она держала в руке. Затем, задернув полог и убрав жаровню, она села подле
постели и так осталась сидеть всю ночь до рассвета.
"Если в этом есть грех, - думала Амина, - то во всяком случае вина не
его, а моя, и пусть грех падет на мою голову!"
Утро уже забрезжило, а Филипп все еще спал.
- Довольно! - прошептала Амина, увидев верхний край восходящего солнца,
и, взяв в руку веточку, стала помахивать ею над головой спящего и
воскликнула: - "Филипп, проснись!".
Филипп вздрогнул, открыл глаза и тотчас же закрыл их, ослепленный ярким
солнечным светом, затем приподнялся на локте и как будто старался собраться
с мыслями.
- Где я?! - воскликнул он. - В своей постели? Да! Он провел рукой по
лбу и нащупал свиток. - Что это такое? - Он сорвал его и стал
рассматривать. - А Амина, где она? Боже правый, какой сон! Еще другой! -