"Найо Марш. Смерть пэра ("Родерик Аллейн" #10)" - читать интересную книгу автора

обаянию этой семьи и стала его пленницей навеки.
Тридцатимильная поездка в горы была похожа на сон. Потом Роберта
вспоминала, что дорогой все пели старую песню о том, как построить лестницу
в рай, а ей в это время казалось, что она сама невесомо взлетает вверх по
этой лестнице. Асфальт шоссе сменился щебенкой, камешки ударяли в днище
машины, предгорья надвигались на автомобиль, и в окно врывались
приветственные порывы горного воздуха. Когда они ехали наверх по извилистой
дороге, ведущей в "Медвежий угол", было уже почти совсем темно. Роберта
чувствовала запах здешнего кустарника, холодной горной воды и влажной темной
глины. Машина остановилась. Генри, кряхтя, вылез и открыл калитку. Это стало
самым ярким воспоминанием Роберты о Генри: как он сражается с воротами,
прищурив глаза от слепящего света фар. Дорога до "Медвежьего угла" оказалась
действительно очень длинной. Когда они наконец очутились на широкой,
усыпанной гравием площадке перед домом, к Роберте вернулась ее прежняя
робость.
Еще долго после того, как Миноги вернулись в Англию, Роберта иногда
видела во сне, что снова приехала в "Медвежий угол". Дело всегда происходило
ночью. Во сне дверь была открыта и свет струился по ступенькам. Баскетт
стоял у входа вместе с молоденьким лакеем, чье имя Роберта во сне забыла.
Запахи от горящих эвкалиптовых поленьев, цветов капустной пальмы и
ароматного масла, которым леди Чарльз всегда курила в гостиной, вылетали
Роберте навстречу, словно приветствуя. И там, в гостиной, как и в тот первый
вечер, она видела всю семью. Плюшка и Майк, получившие тогда разрешение лечь
спать попозже, играют в уголке. Близнецы, Стивен и Колин, которые на той
неделе как раз приехали из Англии, развалились в креслах. Генри устроился на
коврике у камина, положив голову на колени матери, а в его черных волосах
играют блики. Лорд Чарльз улыбается, обнаружив что-то забавное в
"Спектейторе" месячной давности. И всегда он вежливо откладывает журнал при
появлении Роберты. Эта часть сна и сопутствующее ей очарование никогда не
менялись.
В тот первый вечер Миноги ослепили ее своим совершенством, покорили
светскостью. Их семейные шутки казались квинтэссенцией остроумия. Когда
Роберта выросла, ей нередко приходилось напоминать самой себе, что Миноги
были всегда очень забавны, но, за исключением Генри, вовсе даже не
остроумны. Наверное, для настоящего острословия они были слишком добры. Их
шутки во многом зависели от забавно старомодной семейной привычки цитировать
прочитанные книги. Но в тот первый вечер Роберту переполнял восторг и ей
было не до критики. Возвращаясь мысленно назад, она видела их совсем
молодыми. Генри, самому старшему, исполнилось восемнадцать. Близнецам,
которых отозвали из Итона из-за последнего финансового кризиса, было по
шестнадцать, Фриде - четырнадцать, Патриции было семь, а маленькому Майку -
почти пять. Леди Чарльз - Роберта так и не вспомнила, когда она впервые
стала называть ее Шарло, - стукнуло тридцать семь, и как раз был день ее
рождения. Ее муж подарил ей потрясающий несессер, который появился на сцене
потом, во время первого же финансового кризиса, случившегося после того, как
Роберта с ними познакомилась. В тот день пришло очень много посылок из
Англии, и леди Чарльз разворачивала их с рассеянным удовольствием,
восклицая, что это "просто замечательно" или "очаровательно", время от
времени добавляя: "Милая тетя М.!", "Какой Джордж добрый!", "Как трогательно
со стороны Габриэля с женой!". Габриэль с женой прислали ей браслет, и она,