"Сергей Мартьянов. Глоток воды (быль)" - читать интересную книгу автора

высший класс. Главный ее козырь - чутье и дрессировка. Рина взяла след и
рванулась вперед.
Теперь свое слово должен был сказать радист Михаил Ефименко.
- Алло, Небесный, Небесный? Я Небесный один. Я Небесный один. Пошли
по следам в западном направлении. Перехожу на прием.
Связь работала отлично. С заставы сообщили, что параллельным
маршрутом в барханы выходит поисковая группа во главе с сержантом
Евсеевым. Резервы штаба отряда прикрывают выходы из барханов.
"Развертывается операция, - удовлетворенно подумал Балашов. - Все
идет хорошо".


4

Трудно сказать, кто первым потянулся к фляжке с водой. Пить
захотелось всем - как только миновали один бархан, второй, третий, как
только углубились в эти мертвые, не знающие пощады пески. Они источали
такой жар, что Рина принялась поджимать под себя лапы, а у людей пересохло
в горле и языки казались тверже рашпиля.
Первый раз напились досыта, потом выпили по три глотка, потом - по
два. Не требовалось никакой команды об экономии воды. Все понимали, что
пески нескончаемы, а фляжки вмещают только по четыре стакана.
И потом стали отпивать по одному глотку. По одному, не больше.
А барханы уходили все дальше и дальше, им не было ни конца, ни краю -
этим сыпучим курганам, поросшим щетиной тощего саксаульника, не дающего
тени. Пепельно-желтая земля рассыпалась в прах под копытами лошадей, она
обжигала лапы Рины, и она все приплясывала и приплясывала, поджимая под
себя то одну, то другую ногу.
Давиденко взял ее в седло, но не надолго: следы потерялись. Все-таки
человеческий глаз не столь изощрен, чтобы безошибочно отыскивать их.
Только звериное чутье могло справиться с этим делом. Только собачий нос,
черный и влажный.
"И это в век атома и кибернетики", - подумал капитан Балашов.
Нарушители спешили, однако действовали осмотрительно. То и дело они
взбирались на вершины барханов, таких высоких и сыпучих, что на них не
могли взобраться кони. Пограничники объезжали барханы по сторонам и делали
широкие круги, пока не отыскивали след снова. Это было утомительным
занятием.
А где-то шла тихая мирная жизнь. Просыпались люди, развертывали
свежие газеты, садились пить чай...
Солнце потеряло всякую совесть. Оно шпарило без передышки, словно
выслуживалось перед землей и небом; оно даже все побелело от неимоверной
натуги; белым стал небосвод, белые круги и пятна плавали перед глазами.
И хоть бы одна живая тварь на пути! Ни птицы, ни зверя. Пески и
пески. Низкий тощий саксаульник, полынь. Впрочем, вот что-то прошмыгнуло.
Ящерица. Вот - змея. Множество нор. Ими изрыты все склоны барханов, и
только чудом лошади не проваливаются в них и не ломают ног.
Потом зачастили заросли сухой прошлогодней травы, и следы потерялись
совсем. Жесткие стебли чертовски неразговорчивы, они не хотят выдать
тайны. Вся надежда была только на Рину, но она сильно устала. Вывалился