"Джорж Р.Р.Мартин. Портреты его детей" - читать интересную книгу автора

него избавиться.
Кантлинг, не отвечая, медленно и нежно поглаживал ее по волосам.
- Помнишь, когда я маленькая падала или мне попадало в драке, я вся в
слезах бежала к тебе и показывала, где бо-бо. Когда мне бывало больно, я
говорила тогда, что у меня бо-бо. - Я помню, - сказал Кантлинг.
- Ты... ты всегда обнимал меня и говорил: "Покажи, где тебе больно",
и я показывала, и ты целовал это место и прогонял боль, помнишь? Покажи
мне, где больно?
Кантлинг кивнул.
- Да, - сказал он негромко.
Мишель тихо заплакала. Он почувствовал, как от ее слез намокает на
груди пижама.
- Я не могу увезти это с собой, папочка. Я хочу показать тебе, где
больно. Ну пожалуйста. Пожалуйста! Он поцеловал ее макушку.
- Давай.
Она начала прерывающимся шепотом - с самого начала.
Когда за окнами рассвело, она все еще говорила. Они не сомкнули глаз.
Она много плакала, раза два пронзительно вскрикнула и дрожала под одеялом.
Ричард Кантлинг держал ее в объятиях все время. Не разжимая рук ни на
секунду. Она показала ему, где ей больно.

Барри Лейтон вздохнул:
- Это было самое лучшее, что ты сделал за свою жизнь, - сказал он. -
Несравненно лучшее. И если бы ты, достигнув этого, удовольствовался той
минутой и остановился там и тогда, все было бы прекрасно. - Он покачал
головой. - Ты никогда не умел вовремя поставить точку, Кантлинг.
- Но почему? - настойчиво спросил Кантлинг. - Ты хороший человек,
Барри Лейтон, так объясни мне. Почему это произошло? Почему?
Репортер пожал плечами. Он уже начинал таять.
- Это словцо всегда было самым трудным, - сказал он устало. - Дай мне
материал для заметки, и я скажу тебе, кто, и что, и когда, и где, и даже
как. Но вот почему... Эх, Кантлинг! Ты романист, и "почему" - твоя
область, а не моя. Я ведь даже не отвечу, почему дважды два - четыре.
Его улыбка, как улыбка Чеширского кота, еще долго дрожала в воздухе,
когда он сам исчез. Ричард Кантлинг сидел, уставившись на пустое кресло,
на оставленную стопку, и следил, как медленно тают пропитавшиеся виски
ледяные кубики.

Он не помнил, как уснул. Ночь он провел в кресле и проснулся
замерзший, испытывая ломоту во всем затекшем теле. Сны его были тяжелыми,
бесформенными, полными страха. Он проспал - миновала уже половина дня.
Словно в тумане он приготовил себе безвкусный завтрак. Казалось, он
отделился от своего тела, каждое движение было медлительным и неуклюжим.
Когда кофе закипал, он налил чашку, взял ее и выронил. Она разлетелась в
куски. Кантлинг тупо следил, как горячие бурые струйки растекаются по
ложбинкам между плитками пола. Энергии подобрать осколки и вытереть пол у
него не хватило. Он взял другую чашку, налил кофе, кое-как сделал
несколько глотков.
Грудинка казалась слишком соленой, яйца толком не поджарились.
Кантлинг с отвращением отодвинул тарелку, не съев и половины, и выпил еще