"Андрей Михайлович Марченко. Вороново Крыло " - читать интересную книгу автора

предгорьях... Или в горах... Или за горами. Последнюю фразу он проговорил
почти шепотом, будто испуганный своей смелостью. Я даже не стал спрашивать,
сколько стоит эта вещь - у меня столько все равно не было. А унижаться до
торга не хотелось. Да и не за чем она была мне - у меня не было стола, на
который можно было бы ее поставить, кабинета, который бы осветил бег
времени... Я отставил ее на место. Мне стало немного стыдно, что я занял у
торговца столько времени и я решил, что мне стоит у него что-то купить. Я
взглядом стал искать вещь, возможно полезную и не очень дорогую:
- Алармы настоящие?..
- Что ни на есть... Я выбрал из кучи один - черный камень, оправленный
в белый металл и сотворил магический огонек. Аларм легко задрожал на
цепочке.
- Сколько?
- Видно знатока. Для вас - пять серебряных... Это было дороговато, но я
заплатил деньги не торгуясь. Доставая деньги я спросил:
- Те люди, что ходят на восток... Они ничего не рассказывали?... Или не
составляли карт той области?...
- Они не разговорчивы. А карты... Юноша, - сказал он с укоризной, будто
коря за глупость. С таким же успехом вы можете спросить у меня карты неба
или чертежи мира. Может, они и существуют - но кто же их продаст?...

Время шло. Часы складывались в день, день сменялся ночью Незаметно для
себя я стал старожилом Тебро. У меня появилась любимая таверна, где
трактирщик уже знал меня в лицо. Я брал свое пиво и садился у окна, которое
выходило на центральную улицу города. Я видел, как уходили и приходили
части, как тянулись обозы с ранеными, как проносились посыльные. В своих
сумках они перевозили новости, приказы, иногда слухи. Я часто заходил к
коменданту. Иногда он зачитывал свежую реляцию, щедро разбавляя ее своими
комментариями. Наше положение на фронтах было не блестящим. Верней,
становилось все хуже и хуже. Почти каждое утро я приезжал в форт - ведь на
войне не бывает выходных. Я дрался с новобранцами - иногда с двумя
одновременно. Порой, в пылу драки я крепко их поколачивал, надеясь что
синяки заработанные в тех учебных боях заменят раны в будущих сражениях.
Иногда к ристалищу подходил Мастер Мечей, но он не говорил ни слова, лишь
стоял, смотрел на нас своим невидящим взглядом. Он слушал сабельный звон,
вдыхал наш воздух. Краем глаза я видел, как он вздрагивает в предчувствии
удара, как сжимаются его пальцы, охватывая невидимую нам рукоять. Он
чувствовал бой и переживал его место нас, ибо нам было не до переживаний. А
когда пятая неделя моего пребывания в Тебро начала подходить к концу, я
решил, что мне пора. Потом я часто думал - а могло ли все сложится
по-другому. Наверное могло. Передо мною лежала вселенной бездна, чистый
лист, на который я мог нанести все, что угодно. К моему счастью я этого не
понимал. Я мог покинуть город в любую минуту, мог даже снять форму и
перестать быть солдатом. Это мне даже не пришло в голову. Ведь неважно, по
каким дорогам мы идем, важна музыка, что нам слышится, важно то, что ведет
нас. Я мог поступить как угодно - но через тридцать пять дней после
разговора на перекрестке с крестом, я написал ходатайство о переводе из
резерва Генерального штаба в линейные части. Из бумаг, оставленных отцом, я
выбрал приказ, об удовлетворении прошения подателя сего документа, проставил
дату и отнес все это в комендатуру. Комендант понял мою хитрость, но ничего