"Кэндзи Маруяма. В небе снова радуга " - читать интересную книгу автора

съемки они неинтересны; даже если они разбухнут в огромные толпы и поднимут
оглушительный вой, им не обрести и тысячной доли сияния, которое источают
мужчина и женщина под августовским солнцем, под гигантской радугой.
Другим своим концом она упирается в самый центр травянистой равнины,
безразличной ко всем видам людского копошения и соседствующей со столь же
равнодушным морем, к которому неторопливо ползет река, ветвисто раскинувшая
бесчисленные притоки, вода покорно отражает насыщенный свет неба, на длинной
дамбе ивы колышут вислыми кронами под горячим ветром, словно недоверчиво
внимают любовным уверениям; по шоссе, отчаянно ввинчиваясь в крутые
повороты, на полной скорости несутся машины - они тоже переполнены радостью
бытия, а на окраине городка празднуют завершение строительства нового дома,
старый, спаленный пожаром, торчит обгорелыми балками по соседству, он похож
на детский конструктор; по железной дороге катится длиннющий товарный поезд,
с горы бодрым шагом спускается стайка туристок, и каждая машет поезду рукой,
словно хочет окликнуть свою уносящуюся прочь молодость; пыхтит черным дымом
труба умирающего заводика - бедняга изо всех сил пытается угнаться за
временем, деревеньки тоже обречены, но не замечают этого, как не замечают
своего вырождения дикие звери; когда в небе такая радуга, весь этот пейзаж
вовсе не кажется увядающим.
Из него начисто исчезли боязливые голоса, безысходное отчаяние, унылые
силуэты неудачников, заброшенность и развал, убогая наследственность,
богатство и бедность, безнадежные тяжбы с государством, беспросветность
унылой жизни, причитания бездетных матерей; все преобразилось благодаря
мужчине с крепкими волосатыми руками и женщине с детской (и довольно
кривозубой) улыбкой, это же надо - сохранять достоинство даже во время
спаривания, чтоб к белизне не пристало ни единого черного пятнышка, чтоб в
голову не лезло ни единого похабного слова, их идеально противоположные
органы трутся друг о друга и генерируют невидимые волны, волны
распространяются во все стороны, реабилитируя и очищая мир на десятки
километров вокруг.
Ах, какое славное лето, какой дивный полдень, тревога уплыла вслед за
грозовыми тучами, всюду спокойствие и довольство, на свете нет ничего более
умиротворенного, чем август, изящно тасующий колоду света и тени, шепот жары
ленив и безмятежен, корабли скользят по морю, легко огибая скалы и отмели,
ни напряжения, ни стенаний, ни зловещего молчания, и не нужно забивать себе
голову сложными материями - чушь это и морок, отрыжка никчемного
философствования, в такой день каждый смотрит на жизнь светло и просто -
даже начисто лишенный воображения, даже смертельно больной, даже смирившийся
с деревенской тоской, даже одряхлевший от старости.
В стонах женщины такая радость, что всякий, кто услышит, очистится
душой, а я почему-то думаю про ее дочурку, пришедшую в мир через то самое
отверстие, которое доводит женщину до экстаза; девочка появилась на свет и
стала расти, растет она и сейчас, когда мать исступленно отдается чужому
мужчине.
Хорошая девочка, очень хорошая, собой не красавица, но это ее не
огорчает, она не дразнит подружек, у которых, в отличие от нее, нет и не
было отцов, растет себе и растет, слава богу, жива-здорова, уже встречает
одиннадцатое лето, а сейчас, наверное, сидит возле дома в тенистом саду и
уплетает оставленный матерью завтрак; личико у нее чистое, сияющее - сразу
видно, что ее воспитывают не в строгости, да и зачем, если ее мать умеет