"Кэндзи Маруяма. В небе снова радуга " - читать интересную книгу автора

здесь все лето, тягучее и монотонное, словно жужжание пчелиного роя; утром и
вечером он слушает тихую речь природы, ночью видит сны и верит им, луна и
звезды его давние друзья, его вечная спутница - тишина; он всегда спокоен: и
когда жарит на сковороде свежее мясо (шипит и брызжет кровь, в небо тянется
дымная струя), и когда воюет с чужими пчелами (большущими, тигровой
окраски), которые напали на его подопечных, и когда, заболев, лязгает зубами
в лихорадке, и когда из дому приходит письмо с просьбой вернуться, и когда
обнаруживает возле палатки следы медвежьих лап; он не бывает растерян или
взволнован, ни перед кем не гнется, говорит без обиняков, не принимает
скоропалительных решений и никогда не перебивает говорящего.
Но даже издалека видно, что это человек сильных страстей; когда он идет
один, освещенный луной, я вижу: он настоящий, он существует на самом деле,
не то что здешние мужчины, они против него - труха, никто с ним не
сравнится, ни старый фронтовик, воевавший за морем, ни добряк, всю жизнь
помогающий людям, ни ученый умник, поднаторевший в словесных баталиях.
Мужчина встает, когда занимается рассвет, и первым делом смотрит на
небо, чтобы понять, какой нынче ждать погоды; вид у него при этом такой,
будто он не дождевые тучи выглядывает, а прозревает судьбы человечества на
сто лет вперед; пчелы, по-моему, рады-радешеньки, что работают на этакого
хозяина, и, когда он приближается к ним без защитной сетки, без дымовика, ни
одной не взбредет в голову его ужалить, ведь пчелы - твари
дисциплинированные и привязчивые, они помнят добро; так он и живет, этот
человек, под солнцем и ветрами со своими медосборщицами, живется ему куда
вольготней и приятней, чем какому-нибудь богачу, унаследовавшему папочкино
состояние, или актеру, гастролирующему с труппой по городам и весям, или
клерку на хорошей должности, с завидной зарплатой, ведь он не терзается
сомнениями, не боится нарушить установленные кем-то правила, не
прислушивается к сплетням, никто не запудрит ему мозги, и он лучше всех
знает, что такое труд.
Как только бродячий пчеловод поселился на краю долины, я сразу
почувствовал, что в городке будто воздух переменился; в вечерних сумерках у
реки мужчина пишет несколько слов на листке, идет полем под звездами,
пересекает нейтральную зону и сует бумажку в выемку меж корней ели, что
растет неподалеку от самого крайнего дома, а наутро из дома на велосипеде
выезжает женщина, она едет за покупками, но на обратном пути непременно
сворачивает к ели, быстро сует руку в ямку, разворачивает листок, и ее щеки
розовеют; от листка исходит аромат скорой радости, и ноги налегают на педали
с удвоенной силой, женщина насвистывает песенку, да так красиво, куда там
мастерам художественного свиста; эти двое не привыкли ни над чем ломать
голову, в них нет алчности, разъедающей ткань жизни; когда, освещенные
солнцем, мужчина и женщина бок о бок идут по долине, то не произносят ни
слова, но они ближе и понятней друг другу, чем заядлые любители выяснять
отношения; а когда они сливаются в объятьях, ничто не отравляет им радости -
ни мрачные тени, ни мысли о скорой разлуке, ни накопившееся раздражение,
есть только бурное и светлое слияние, только самозабвенный полет двух душ и
больше ничего, совсем ничего.
Женщина ликующе вскрикивает, и эти ритмичные звуки пружинят о склон
круглого холма и заряжают энергией весь этот августовский день, в долине
кипит обычная работа: солнце вытягивает из земли влагу, и от этого воздух
над травой колеблется и поблескивает, голос неба радостен, но отчаянные