"Геннадий Николаевич Машкин. Синее море, белый пароход (Повесть) " - читать интересную книгу автора

куда-то поверх соседей, - и немцы и их союзнички...
- Говорят, на Южном Сахалине с табачком туговато? - спросил Рыбин,
отдувая дым от себя.
- Табак, он везде сейчас дороже хлеба, - ответил Семен и выпустил новое
кольцо.
- Посадим и табачок, живы будем, - сказала бабушка. - Семян я взяла.
Турецкий табак у нас.
- Ну, это когда еще новый вырастет, - заметил Рыбин, отмахиваясь от
дыма руками.
- Да тебе-то чего? - с сильным хмыком ответил отец. - Не куришь ведь.
- Сочувствующий я курякам, - ответил Рыбин и засмеялся вдруг басом.
Я перевернулся на другой бок и достал из своей сумки альбом. Меня
поташнивало, и я решил отвлечься. Слушать пустые разговоры не хотелось. Нет
чтобы все время рассказывать друг другу о войне, как ходили в атаки, лазили
за "языками", подбивали танки... Ну вот - Семен заговорил о своей жене.
- ... Вернулся я в Иркутск, а Марья моя за другого вышла... Пил три
месяца, потом пошел в райком. Так и так, говорю, понравился Южный Сахалин, а
потому как одинокий стал, направьте туда. Найду себе там японку...
Волны шарахнулись в борт, как стадо коров в тесном проулке. И вдруг нас
потащило вниз, потом вытолкнуло вверх. И начались качели. Мама вытянулась на
нижней полке. Соседи разлезлись по своим полкам. Мама постанывала, когда
пароход проваливался. Лицо ее бледнело все сильнее.
- Выведи меня на воздух, мама, - попросила она бабушку, словно отца тут
и не было.
Бабушка и отец взяли маму под руки и повели к трапу. Рыбин, хватая
воздух большим ртом, тоже шел на палубу. У самого трапа он прихватил рукой
челюсть и побежал. На верхних ступеньках мелькнули подковки на каблуках его
яловых сапог.
- А ты выдюжишь? - спросил Семен, садясь на полку против нашей.
Я что-то промямлил: нужен он мне, такой "десантник", который любит
японцев. А внутри в самом деле становилось муторно.
- Ты должен выдюжить, - продолжал он, - иначе какой из тебя вояка?
- Дядя, а Герка наш знаете как здорово про войну рисует! - сказал
проснувшийся Юрик. Он взял у меня с колен альбом и подал Семену.
Тот перелистал альбом.
- Чувствуется рука, - сказал Семен протяжнее, чем говорил раньше, и
вернул альбом. - Только война сплошь у тебя тут... Вот и говорю - вояка.
- У него есть и про синее море, белый пароход, - ответил Юрик, - только
в колзине - доставать далеко.
- Вот именно что в "колзине", - ответил Семен и взял Юрика к себе на
колени. А мне сказал: - Рисуй лучше собак, яблоки, дома с дымом. Скоро на
войну мода пройдет.
Я скривил губы и засунул альбом в сумку. Какие еще собаки, яблоки,
дома? Я думаю про деда. Дай себе волю - и слюни распустишь. Смотрел, помню,
кинокартину цветную "Бэмби" и залился слезами, когда у Бэмби, крошечного
олененка, охотники убили мать... Пусть Борька попробует еще раз заикнуться
об оркестре, я ему покажу!..
И тут что-то накатилось изнутри к горлу. Я спрыгнул - только сетка
взвизгнула за мной - и побежал к трапу. Ноги вынесли меня на палубу. Я
протиснулся между людьми у поручней на борту и свесился над морем.