"Валентин Маслюков. Чет-нечет" - читать интересную книгу автора

остановиться. Но она выпрямилась - рассыпалась коротко стриженная русая
гривка.
Мгновенное колебание - и Пята ринулся с воплем прочь, бешено дернул
сундук с двумя восседающими на нем казаками. Те поспешно свалились на землю,
и он, клацнув крышкой, вывернул остатки рухляди. Подхватил топор, обрушил
его со сладострастной яростью - что-то взвизгнуло, хрустнуло. Пята отмахнул,
заехал обухом, без устали принялся он охаживать сундук, превращая его в
груду щепы, сцепленной покореженными полосами железа.
- Круши, Пята, все к чертовой матери! Знай наших! - расходились казаки,
приплясывая от дурного ликования, и каждый норовил кто копьем ткнуть, кто
ногой достать ни на что уже не похожие, искалеченные останки короба.
Они дурели, без вина пьяные. Пьяные тем безудержным, мутным весельем,
которое находит иногда приступом посреди затянувшейся попойки. Они же были
пьяны мгновенно и сразу. Как мгновенно и сразу настигала их смерть. Как
мгновенно и сразу они меняли грязные обноски на расшитую шубу, обжитое,
пахнущее сеном логово на пыточную дыбу и клещи.
Виселицы стояли по всей степи. Дубовые, из вековых кряжей безобразно
торчали они у речных перелазов, на чудных высоких кручах, в верховьях Дона,
по Волге, под Царицыном и Астраханью. Сносило течением трупы - черные,
вздувшиеся, незнамо какие люди, неведомо кем, для какой цели и надобности
погубленные. И не было им могилы - у каждого берега, у портомойных плотов,
где глядели из-под руки бабы, отпихивали их баграми, палками прочь, на
стремнину. Дальше, дальше, в другие земли, в другие царства-государства
плыли они, покойные на речной глади. Короткие, как поленья, обрубки
человеков...
- Туды его в качель, мать твою перемать! Пропадать будем! - бесновались
разбойники.
И лишь один из них среди этой шаманской свистопляски сохранял холодную,
злую трезвость. Был это не бравший в рот вина, черный и мохнатый татарин. С
надменным лицом он вложил в лук стрелу и сказал, подбирая слова:
- Это... ты воин нету. Жена. Я - убить!
Потом он пошел в степь, размеряя ее кривыми ногами, и пока удалялся,
оставляя между собой и Федькой расстояние, какое считал приличным для
хорошего стрелка, смысл сказанного, кое-как проник в разгоряченные головы.
- Эй, слушай, Ахмет, ты что задумал?
Сначала это был вопрос, затем утверждение:
- Ага, Ваня, верно! Всади ему на хрен! В самую задницу чтобы вышло!
Казаки начали расступаться, чтобы стрелок паче чаяния свою цель с кем
другим не спутал.
Измученная Федька едва стояла. В распоясанной мужской рубашке она
белела ясной среди темной степи отметиной.
И конечно, она не умела остановить взглядом полет стрелы. Но голова,
как это бывало с ней в миг опасности, прояснилась.
- Эй, Ахмет, у тебя есть брат? - прокричала Федька по-татарски, не до
конца еще сообразив, что последует дальше.
Кажется, он опустил лук. После томительного промедления - притихли
все - донесся голос:
- Он утонул. Восемь лет ему было.
- Я твой брат! - возразила Федька, стараясь не искажать криком
спокойный и уверенный лад голоса. - Подойти ко мне.