"Илья Масодов. Черти (про гражданскую войну) [F]" - читать интересную книгу автора

каком-то ином направлении, и вонь была слаба. Потом она встала с мятой травы
и собрала рассыпавшиеся волосы. Она вся дрожала, особенно руки, когда Клава
касалась ими лица, собирая волосы, похолодевшие, тонкие пальцы тряслись, то
мягко тыкаясь в кожу, то снова уходя. Мне страшно, подумала Клава. Она вслу-
шалась в предутреннюю тишину. Треск сверчков стал намного тише, небо молча-
ло, и на нем почти не видно было уже звезд. Может, они тоже трещали ночью,
как сверчки, предположила Клава. Теперь звезды уходили все дальше в воздуш-
ный туман. Звезды боятся солнца, поняла Клава. Оно их ест, чтобы стать свет-
лее. Раньше, может, солнце и не было таким светлым, но потом оно съело мно-
го-много звезд. Как же мне страшно, подумала Клава. Где же ты?
Что-то едва слышно шевельнулось в стороне от нее. Клава сразу обратилась
в ту сторону. Подсолнухи. Смерть шуршит в подсолнухах, говорил бородатый.
Смерть шуршит в подсолнухах, она там живет. Конечно, она там живет, чтобы
никто ее не видел, а то тут везде открытый луг. Клава обмерла. Она чувство-
вала: кто-то есть там, в стеблях подсолнухов, может, этот кто-то уже видит
ее.
Снова зашуршало. Невозможно было больше терпеть.
- Выходи! - громко, не своим голосом сказала она, задыхаясь от ужаса.
Она вспомнила слова бородатого о трупах, сбившихся в кучи на полах изб. По-
чему-то Клава была уверена: трупы сбились в кучи уже будучи трупами. Стебли
подсолнухов разошлись, кивнув недозрелыми, закрытыми цветами.
- Мама, - пошевелила губами Клава.
Там была девочка. Беловолосая крестьянская девочка лет десяти, со свет-
лыми, серо-голубыми глазами. Босая, в рваном, потертом пылью и травой сара-
фане. Девочка была ниже Клавы, но немного полнее, а лицо у нее и вовсе было
круглое, очень простое, такое простое, деревенское, курносое, что даже выг-
лядело глупым. Но как только Клава увидела это лицо, только она увидела эти
светлые глаза, этот нос, пуговкой выступающий между покрытых бледными ко-
ровьими веснушками скул, она тут же забыла про все на свете, она же заранее
знала, что так точно и будет, она забыла про все на свете, и теплые слезы
выступили у нее на глазах, жгучие слезы освобождения, и горло больно сжа-
лось. Да, именно такой она и должна была быть, Варвара Власова, раньше Клава
этого не знала, она могла только определять по другим человеческим лицам:
это не она, и это не она. Но теперь Клава видела ясно: вот лицо, то единс-
твенное, неповторимое во всей Вселенной, лицо. Лицо ее любви. Клава слабо
улыбнулась и слезы упали с ее век, потекли по щекам. И та девочка, вышедшая
из подсолнухов, тоже улыбнулась. Потому что вечное ожидание Варвары кончи-
лось. Потому что Клава наконец пришла. Как долго Варвара искала ее, может
быть, дольше, чем жила на свете. И если раньше, где-то в глубине своей неп-
роницаемой души, Варвара не знала, кто она на самом деле есть, то теперь она
смеялась и плакала, потому что получила ответ, потому что Клава пришла, ее
Клава пришла, Клава, которой она никогда не видела, но без которой сердце ее
разрывалось невыносимой, неосознанной болью, Клава пришла, Клава услышала ее
зов, Клава нашла ее, и это был навеки застывший ужас, навеки сияющий покой,
это было счастье.
У Варвары Власовой в жизни никогда не было счастья. Родилась она в ма-
ленькой деревне Калиновке. Мать Варвары, Катерина Власова, умерла, пытаясь
родить Варваре младшего брата, а Варваре не нужен был младший брат, у нее
был уже старший, с которым она непрерывно дралась, ей нужна была мать, ее
безмолвная ласка, ее губы, целующие Варвару в закрытые на ночь глаза, ее со-