"Илья Масодов. Сладость твоих губ нежных ("Школа" #1)" - читать интересную книгу автора

ее прикладом в зубы, несчастную Аленушку, я ломаю ей зубы, она падает, я
стреляю ей в грудь, раз, перевожу затвор, и еще раз. Пули пропарывают ее,
для нее это смерть, огромная, вечная, она, маленькая, и жила-то совсем
немного, я поднимаю голову, сбоку гремит выстрел, это Варвара, а я не
вижу, куда теперь стрелять, кругом черные стволы деревьев, Василий быстро
уходит, утяче переваливаясь, мелькая за стволами, на северо-запад, куда
ушла снегурочка.

- Стой, Варвара! - ору я что есть силы. - Назад!

Я не вижу даже, где она, я переворачиваю железное тело упавшего
навзничь Якова, он хрипит, лицо его разорвано наискось, из вздувшейся
полосы течет темнеющая кровь. Пока я отсасываю и выхаркиваю ее в снег,
приходит Варвара.
Она плачет, не в голос, как сельские бабы, а без воя, лишь всхлипывая,
и плача, она опускается возле Якова на снег и тоже начинает отсасывать
кровь, командир вздрагивает и хрипит, роя руками снег, ледяными своими
когтями снегурочка разорвала ему глаз, а самое главное - яд, Яков
отравлен, он теперь умрет.

- Мы должны были помнить, сука, - всхлипывает Варвара, - что она может
сдвоить. Проклятая сука, она убьет нас, всех, убьет нас, сука.

Мы разводим возле Якова костер и растираем ему лицо снегом. Яков дышит
хрипло и неровно, голоса моего не слышит. Варвара собирает снег с кровью
снегурочки и бросает его в костер, как она, наверное, маленькая,
стискивает челюсти вдалеке, как ей больно, крошке, раненую ножку рвет
адский огонь.
Подожди, зайчик, поволокут еще тебя черти по скользкой от крови земле,
быстро-быстро, за ноги, за руки, за волосы, разденут и голую окунут в
кипяток, окунут и вынут, окунут и вынут, кожу будут срывать, как туалетную
бумагу, ты не верь, зайчик, что чертей не бывает, ты еще покричишь, когда
они тебя в крови твоей мучить начнут, ты знаешь, что они с тобой делать
начнут, знаешь, и ты боишься этого, я же знаю, что очень боишься.

К ночи Яков приходит в сознание. Он хочет говорить, но горло и язык не
слушаются его, он только тужится и хрипит, тяжело закрывает глаза, лицо
его кривится от муки, пульс совсем слабый, наконец он снова теряет
сознание и лежит пластом, потом вдруг, в третьем часу ночи, у
полупогасшего костра вскидывается и ревет, вместе с ревом вырываются
слова, он рвет у себя на груди одежду, словно она мешает ему говорить.

- Вперед... - ревет Яков, осатанело таращась на догорающий костер. -
Догнать, падло... Приказываю... Василий... Ты что, Василий... Вперед,
братцы... Там, впереди... Нельзя допустить... Ты, слушай, твою мать...
Илья, родной, - хватает он меня своей железной рукой за ворот,
притягивает к себе, горячее дыхание опаляет мне лицо, - Она же знаешь...
Куда идет...
Там, твою мать... Нельзя допустить... Сдвоила, твою мать... Как худо...
Больно! - вдруг дико рычит он, оскаливая зубы, - Больно, Илья!.. Убей