"Илья Масодов. Сладость твоих губ нежных ("Школа" #1)" - читать интересную книгу автора

уже внутри, ей их не увидеть, а энкаведисты, постоянно сражающиеся со
скверной, уже почуяли зло и гадость в ее детской душе. Катя прижимает
ладонь к сердцу, которое бьется сейчас довольно сильно, и понимает, что
проступками ее были классовая слепота и ложь, а лгала она как другим, так
и самой себе.
Ни за что нельзя было быть слабой, потому что колдуны зла ждут этого
непрерывно, они следят за тобой каждое мгновение, чтобы превратить тебя в
животное, в злую обезьяну, не помнящую даже жадности и зависти, а только
слепую ненависть к народу, злокозние и злорадство, только безумное, тупое
желание вредить, разрушать, мешать человечеству расти и делаться лучше.
Нельзя закрывать глаз, а она закрывала, нельзя делать то, что нельзя, а
она делала, и подглядывать за товарищем Сталиным с облаков тоже, выходит,
было нельзя, его хождение в маковых полях будущего оказалось
государственной тайной, а не тайной их со Сталиным, эта тайна известна в
органах безопасности, и не такими, как Катя и Вера с их недоразвитым еще
классовым и историческим сознанием лезть в будущее, ведь за ними туда
могут пролезть и колдуны зла. От ужаса при этом открытии Кате делается
совсем страшно, аж прошибло холодом, ей хочется немедленно завопить,
позвать Воронина, разбудить следователя с уставшими от бессонной борьбы с
мировым злом глазами и рассказать ему, что товарищу Сталину нужно отыскать
себе другие поля, потому что теперь его жизни грозит опасность. Но Катя
молчит, облизывая губы в темноте, потому что боится, что для нее найдут
тогда наказание еще хуже интерната, а НКВД все равно скорее всего уже
сделало правильные выводы из случившегося.

Так она и засыпает, а во сне ходит по темным московским дворам, потом
бежит, потому что нечто страшное, чего она не видит, преследует ее, потом
она начинает замечать это, то тут, то там, но не может понять, что же оно
такое, пока наконец в своем собственном подъезде, а может просто в
подъезде, как две капли воды похожем на ее собственный, она не видит саму
себя, выходящую из мрака, и понимает, что это именно она, а не просто
девочка, похожая на Катю, как две капли воды, и от этой реальности, самой
себя, думающей что-то другое и смотрящей на нее со стороны, Катя мучается
ужасом, и липнет к холодной стене, и кричит, и хочет лучше умереть. "Не
узнаешь?" - снова спрашивает до ужаса знакомый шепот, проходящий сквозь
камень, как через бумажный лист, - "Это ты".

3. Жизнь
Ранним, еще едва брезжущим утром, Катя сидит на деревянной лавочке
сумеречного поезда, который мерно уносит ее в незнакомую дождливую даль.
Достаточно просто посмотреть на Катю, как она сидит, на ее лицо,
призрачно светящееся в вагонной глубине, чтобы заметить, как изменилась
она за последние два месяца. Черты ее стали взрослее и тверже, в глазах
стоит тонкий стеклянный слой, делающий их цвет тусклее, и не дающий лучам
Катиной души беспрепятственно выходить наружу, ее темная дырявая одежда
плотно застегнута, как будто она может помочь Кате терпеть холод, руки
сложены на коленках, одна рядом с другой, и ноги тоже составлены вместе,
чтобы не пропускать сквозняк, идущий полом вагона из плохо прикрытых
дверей. По стеклу перед Катиным лицом косо сползают вниз дождевые капли,
садящиеся на окно с полной скорости поезда, в беловатой туманной пелене