"Илья Масодов. Сладость твоих губ нежных ("Школа" #1)" - читать интересную книгу автора

нежности, я же знаю, тебя бьешь, а ты потом целуешься, я от этого знаешь
что, я от этого... Губы у тебя какие, слаще меда, как же я люблю тебя, я
так тебя люблю...

Больше Катя ничего не слышит, потому что падает в обморок, как в яму
удаляющейся глубины. Кругом Кати стоят деревянные аисты, и на черном небе
светит ослепительное золотое солнце, из которого выходят короткие
волнистые лучи, как рисуют в детских книжках. Катины ноги утопают в
неощущаемой земле, так что она сразу уверяется в бесполезности ходьбы и
садится, ложится в землю, как в кровать, раскинув руки, она лежит посреди
черного вспаханного поля в фонарном свете золотого солнца, словно на
пляже, и слышит многослойный звон, может быть, это поют здешние птицы,
может быть, они из стекла или алюминия.

Через зарешеченное окно изолятора падает на пол маленький лимоновый
треугольник. Окно выходит в тесное пространство между домом и цементной
стеной интерната, и в нем видна только сухая серая поверхность стены. Катя
лежит на одной из двух стоящих в маленькой комнате кроватей, вторая
кровать пуста. Уже очень светло и хочется есть, наверное, заполдень. Рядом
с кроватью, на деревянной тумбочке, стоит стакан с холодным молоком и
тарелка, в тарелке - кусок хлеба, вилка и застывший омлет. Увидев омлет,
Катя вдруг представляет себе, что все последние месяцы она спала, а теперь
наконец проснулась в какой-то неизвестной больнице, сейчас придет мама и
заберет ее домой. Она встает и подходит к белой двери, пробует ее рукой.
Дверь заперта. Катя возвращается, садится на койку и ест вилкой омлет.

В этой комнате изолятора Катя сидит одна до самых сумерек. Лишь однажды
она слышит за дверью шаги, они останавливаются, потом уходят. В сумерках
ей становится страшно. Она появилась здесь ночью, ночью же и должны снова
за ней прийти. Катя то бродит по комнате, то снова садится, тоскливо глядя
в окно, из которого не видно неба. Комната постепенно погружается в
темноту, и в темноте загорается замочная скважина, потом закрывает свой
глаз под металлическим лязгом ключа.

- Здравствуй, зайчик, я тебе кашки принесла, - говорит Ольга Матвеевна.
Она входит, прижимая рукой к груди закутанный тряпкой горшок, и затворяет
за собой дверь на ключ. - Кашка манная, с вареньем. Тебе лучше?

Катя кивает, покорно соглашаясь с продолжением кошмара.

- Не тошнит? Ты вчера в обморок упала, и я подумала... Для тебя это все
очень страшно и тяжело, ты ведь еще маленькая, и... прости меня, ты
слышишь? Пусть я даже Иисус Христос, меня тоже надо простить. Это он
прощения не просил, потому что душа у него была слишком гордая. Так ты
меня простишь?

Катя снова кивает. Она готова сделать все, только бы не лили кипяток на
пальцы.

- Зайчик мой милый, - радуется Ольга Матвеевна. - Вот, садись, поешь,