"Грэм Мастертон. Дитя Вуду (Шок-рок)" - читать интересную книгу автора

Некоторое время я разглядывал Джона, а потом он опустил футболку.
- Я нашел это под половицами в коридоре у Моники. Оно было завернуто в
старую рубашку Джими. Почти уверен, что Моника ничего про это не знала. Я
понимал, что это опасно и нелепо, но я хотел славы, старик. Я хотел денег.
Думал, управлюсь с этим, как и Джими думал, что управится.
Я носил его некоторое время, не туго привязал к поясу под рубашкой и
кормил его всякими кусками, как кормят домашнюю живность. За это он как бы
пел мне; это трудно объяснить, если ты этого сам не испытал. Он пел для
меня, а мне оставалось лишь играть то, что он пел.
Но потом он захотел большего. Он прижимался все теснее и теснее, и я
нуждался в нем все сильнее, потому что когда он прижимался теснее, он пел
совершенно потрясающую музыку, а я играл все лучше и лучше. Однажды,
проснувшись утром, я обнаружил, что он проделал дырку в моей коже и вроде
как вдавил свой рот внутрь меня. Было больно, но музыка становилась все
лучше. Мне даже не надо было к ней прислушиваться, она была во мне. Мне даже
не надо было кормить его всякими объедками, потому что он всасывал то, что
ел я.
И только когда он начал брать жратву прямо из моего живота, я понял,
что происходит на самом деле. А к тому времени я играл музыку, в которую уже
никто не врубался. К тому времени я зашел уже так далеко, что возврата не
было.
Джон замолчал, откашлялся.
- Джими снял его до того, как он проник в его потроха. Но без него он
уже ни черта не мог играть. Это потребность, старик. Это хуже любого
наркотика, какой ты только можешь себе представить. Он пробовал и травку, и
ЛСД, и бухло, и все прочее, но пока тебе не потребуется вуду, ты вообще не
знаешь значения слова "потребность".
- И что ты собираешься делать? - спросил я.
- Ничего. Продолжать жить.
- И ты не можешь отдать его Джими?
- И что, покончить с собой? Эта штуковина - часть меня, чувак. С таким
же успехом ты можешь вырвать у меня сердце.
Мы сидели с Джоном и говорили о шестидесятых годах, пока не стало
темнеть. Мы говорили про Бонди в брайтонском "Аквариуме", Джоне Мэйелле,
Крисе Фарлоу и "Зут Мани" в "Олл-Найтере" на Уардур-стрит, где можно было
получить по фейсу лишь за взгляд на чужую девчонку. Мы вспоминали о том, как
холодными солнечными осенними вечерами сидели в "Тутинг Грейвни Коммон" и
слушали "Тэртлс" по транзистору. Мы говорили про "Бострит Раннерс" и про
"Крейзи Уорлд" Артура Брауна, про девушек в мини-юбках и белых сапожках. Все
прошло, чувак. Все растаяло, словно пестрые прозрачные призраки. Нам тогда и
в голову не приходило, что все это может когда-нибудь закончиться.
Но однажды унылым вечером в 1970-м я брел по Чансери-лейн и увидел
заголовок в "Ивнинг стандард" - "Джими Хендрикс умер": с таким же успехом
они могли объявить, что твоя юность закончилась.
Я ушел от Джона после восьми. У него в комнате было так темно, что я
едва видел его лицо. Разговор закончился, и я ушел, вот и все. Он даже не
попрощался.
Я вернулся в пансионат. Когда я вошел в дом, полковник с щетинистыми
усами поднял тяжелую черную телефонную трубку и сурово объявил:
- Это вас.