"Ричард Мэтсон. Я - легенда (Последний) (Авт.сб. "Легенда")" - читать интересную книгу автора

В порыве ярости он сорвал пластинку с диска проигрывателя и одним
ударом об колено превратил ее в осколки. Давно уже он собирался сделать
это. Тяжело ступая, он дошел до кухни, не зажигая света швырнул осколки в
мусорное ведро, выпрямился и застыл в темноте, закрыв глаза, зажав руками
уши, стиснув зубы. Оставьте меня в покое! Оставьте меня в покое! Оставьте
меня в покое!
Конечно, ночью их не одолеть. Бесполезно даже пытаться: это их, _их_
время. Это глупо - пытаться одолеть их ночью. Смотреть кино? Нет, у него
не было желания возиться с проектором. Надо заткнуть уши и идти спать.
Впрочем, как и всегда. Каждую ночь его борьба заканчивалась этим.
Торопливо, стараясь ни о чем не думать, он перешел в спальню, разделся,
надел кальсоны и отправился в ванную. Эта привычка - спать только в
кальсонах - сохранилась у него со времен войны в Панаме.
Умываясь, он взглянул в зеркало. Широкая грудь, завитки темной шерсти у
сосков, дорожка шерсти, спускающаяся посреди живота, и татуировка в виде
нательного креста. Этот крест был вытатуирован в Панаме, после одной из
ночных пьянок.
Боже, каким я тогда был дураком! - подумал он. - Хотя, кто знает, быть
может, именно этот крест и спас меня.
Тщательно вычистив зубы, он прочистил промежутки шелковинкой. Будучи
теперь сам себе врачом, он бережно заботился о своих зубах.
Кое-что можно послать к чертям, - думал он, - но только не здоровье. Но
почему же ты не прекратишь заливать себя алкоголем? Почему не остановишь
это бесово наважденье? - думал он.
Пройдясь по дому и выключив свет, он несколько минут постоял перед
фреской, пытаясь поверить в то, что перед ним - настоящий океан. Но
безуспешно. Доносившиеся с улицы удары, стук и скрежет, вопли, крики и
завывания, раздирающие ночную тьму, никак не вписывались в эту картину.
Погасив свет в гостиной, он перешел в спальню.
На кровати тонкой сыпью лежали древесные опилки - он, раздраженно
ворча, похлопал по покрывалу рукой, стряхивая их. Надо бы поставить
переборку, отгородить спальный угол от мастерской, - подумал он. - Надо бы
то, да надо бы это, - устало размышлял он, - этих проклятых мелочей
столько, что до настоящего дела ему никогда не добраться.
На часах было едва только начало одиннадцатого, когда, забив поглубже в
уши затычки и погрузившись в безмолвие, он выключил свет и, наслаждаясь
тишиной, забрался под простыню.
Что ж, неплохо, - подумал он, - похоже, завтра будет ранний подъем.
Лежа в кровати и мерно, глубоко дыша, он мечтал о сне. Но тишина не
помогала. Они все равно стояли перед его глазами - люди с блеклыми лицами,
непрестанно слоняющиеся вокруг дома и отыскивающие лазейку, чтобы
добраться до него. Он видел их, ходящих или, быть может, сидящих, как псы
на задних лапах, с горящим взглядом, обращенным к дому, алчно скрежещущих
зубами...
А женщины...
Что, опять о них?..
Выругавшись, он перевернулся на живот, вжался лицом в горячую подушку и
замер, тяжело дыша, стараясь расслабиться.
Господи, дай мне дожить до утра, - в его сознании вновь и вновь
рождались слова, приходившие каждую ночь, - Господи, ниспошли мне утро!