"Сергей Матрешкин. Баловство ;-) Осколки." - читать интересную книгу автора

меня в сторону и туша его рухнула рядом со мной. Он тут же затих. Я
перекатился на спину и тяжело и с трудом выдохнул. Хух. Все. От выдоха
заболела грудь и сердце начало стремительно набирать обороты. Все. Hа сегодня
все. Приподнявшись, я сел, снял маску и вытер похолодевший пот с лица. В
тишине было слышно журчание яда, вытекавшего из желез. Я оперся на колено и
неумело встал, судорога сводившая дрожащие ноги начала проходить. Я присел
несколько раз, потянулся и с удовольствием сплюнул в сторону. Живой. Слава
тебе.... Потом достал из нарукавного кармана обшарпанный коробок рации. Hажал
кнопку.
- Офис, я Ловец. Как слышите меня? Прием. - До сих пор симплексной
связью пользуемся. Рация пшикнула.
- Ловец, я Офис, слышим тебя отлично. Как ты? Прием. - В голосе
Старика чувствовалась радость. Раз я вышел на связь, значит все хорошо. Я
ухмыльнулся.
- Эмбрион мертв. Прием.
- Отлично. Ждем тебя на входе. У нас есть сорок минут, пока Мать
не проснется. - Рация пошипела и я опять услышал голос Старика. - Катерина
целует тебя в обе щеки. Прием.
- Я целую ее во все губы. Конец связи, Офис.
- Конец связи, Ловец.
Катя, Катерина. Сладенькая моя. Я подошел к туше и, вынув тяжелый зеркальный
нож, одним движением отрезал остатки шипастой гирлянды некогда прикрывавшей
живород. Затолкал их в небольшой ранец на спине. Время. Пора. Победители идут
домой и трахают лучших девчонок на станции. Побежденные - догнивают.

(Следующее, это тpениpовка диалогов, хотя, после того как я напускаю
пpогpаммку ЛЛео на любые диалогосодеpжащие тексты на меня нападает цепкий
истеpический хохот. Особую пpелесть после обpаботки пpиобpетают "дамские
эpотические" pоманы. Hа случай, если мне хочется посмеяться у меня всегда есть
200 Мб гpафоманизиpованной пpозы.)

21.2

Закатное солнце выкидывало из-за моей спины остатки тепла и
розового света на белую стену пятиэтажного дома. Я сдунул комара запутавшегося
в волосах на загорелой руке и посмотрел на часы. Уже пять минут как время.
Время и место было назначено ей самой. "Я всего лишь жалкий исполнитель, сэр."
Как всегда при ее опазданиях, я уже чувствовал тонкие извивающиеся у меня
в горле пальцы невроза. Два миллиона скальпированных ромашек - прийдет, не
прийдет. Стандартный откат, в попытке прекратить нервную дрожь - ну и черт
с ней, пусть не приходит, ей же хуже. Да. В этом и проблема. Ей действительно
хуже. Два миллиона ромашек. А на "любит-не любит" я не гадаю - нечего тут
гадать. Ура. Зеленый сарафан, длинные черные волосы, гордо выпрямленная
спина, плавная журчащая походка. Я схватил сумку и начал обходить ржавеющий
скелет вагона, брошенного зачем-то в нескольких десятках метрах от целого
квартала уже немолодых пятиэтажек. Горячий шелк густеющего ветра полоснул меня
по всему телу. Мелковесная пыль и звонкие булыжники грунтовой дороги уходящей
чуть вправо, между домом и теплостанцией, хрустели под ногами. Через дорогу и
затоптанную клумбу явно желтеющей и тайно кучерявой травы, в нескольких шагах
от угла дома я видел ее, остановившуюся в нерешительности. Вечно плачущая