"Анатолий Матях. Незавершенная гармония" - читать интересную книгу автора

лучи неяркого света.
- Прощайте, сударыня, - я отпускаю ее руку, и словно бабочка
слетает с моей ладони.
- До встречи... сударь! - смеется она, и коридор вновь наполняется
темнотой и странными звуками.
Теперь в саду опадают листья, устилая землю красно-желтым ковром.
Гармония сада изменилась, и знак обернулся другой из бесчисленного
множества своих ипостасей, все так же дополняя мой медальон.
Это не просто безделушка. Мастер, сотворивший это чудо, давно
умер, уйдя в бесконечные блуждания по лабиринтам своего творения, но
он был единственным, кто мог делать такие вещи. Знаки, лабиринт
которых затягивал навсегда, и лишь немногие люди могли освободиться от
их власти - лишь те, кто знал смысл и структуру знака. Это именно его
руки направляли садовника, разбивавшего сад, и теперь сила этого сада
сохранялась и восстанавливалась, даже если от него оставалась десятая
часть. Важно было место, откуда нужно смотреть.
Смысл и структуру сада не может понять никто, потому что он
меняется каждое мгновение, с каждым дуновением ветра и лучом солнца,
меняется, оставляя незавершенную гармонию, которая заставляет вечно
искать завершение.
И это завершение - у меня на груди, знак, дополняющий знак сада.
Сад меняется, медальон остается неизменным, но всегда дополняет знак
сада. Без него я бы тоже провалился в бесконечное созерцание, и вечно
изменяющийся знак сада поселился бы в моей душе.
Вот почему никто не может смотреть с этого балкона, кроме меня.
Я слышу скрип за спиной и оборачиваюсь, застигнутый врасплох. В
полутьме комнаты стоит женская фигура. Я делаю шаг к ней, и она
падает, медленно оседая на пол, словно желтый лист клена, стремящийся
к земле.
Я склоняюсь над ней и переношу на диван. Темно-синий шелк струится
по моим рукам, вызывая смутные воспоминания. Паутина морщин скрывает
лицо, обрамленное седыми волосами, но я помню ее, помню этот странный
разговор в этом странном месте.
Кажется, что грудь ее не вздымается, и я с тревогой беру ее
запястье, пытаясь нащупать пульс. Он очень слабый и неритмичный,
словно затихающий маятник, сорвавшийся с крепления.
- Сударыня... - говорю я едва слышно, словно боясь задуть едва
теплеющий огонек жизни.
Ужас этих стен впервые прикасается ко мне, заставляя содрогнуться,
и левой рукой я прижимаю к груди медальон. Кажется, ее веки
дрогнули... Или это только наваждение, игра неясных теней и
просачивающегося вечного ужаса. В комнате становится холодно,
холоднее, чем когда бы то ни было.
Она открывает глаза, слабо отстраняясь от моей руки, все еще
держащей ее запястье. Я вздыхаю с облегчением.
- А вы так и не изменились, - с упреком говорит она.
- Такова моя судьба, - отвечаю я.
- У вас есть еще то вино?
- Разумеется, сударыня, - и я вновь иду за бутылкой и стаканами.
Возвращаясь, я снова чувствую леденящий холод. Во мне зреет