"Анатолий Матях. Говорящий." - читать интересную книгу автора

другие, и первые поспешно расходятся, чтобы не быть сбитыми с ног.
Боги, какая длинная ночь! Каким богам теперь молиться? Поводырям?
"Мы - не боги," - говорят они, не скрывая холодной иронии. - "Ваши
боги останутся там, за Дверью." А кто правит здесь? "Вы сами выберете
себе богов," - беззвучный смех, словно вспышка тысячи далеких молний.
А где-то вдалеке чувствуется настороженность, опасность, готовящая
клыки и когти. Что там? Сидишь, словно у логова зверя.
Вот Дверь выплевывает сплошной поток обезумевших людей и животных.
Многие будут искалечены в этой давке. Что происходит по ту сторону?
И как ответ - выброс пара, обжигающей воды и горячих камней. И
Дверь гаснет, растворяясь в темноте ночи.
- Переход завершился, - говорит Поводырь. Hегромко, но все слышат
его слова. - Тех, кто не успел переправиться, уже не спасти. Дверь
закрыта, чтобы сюда не прорвалась стихия.
Сверкают голубые молнии, и рядом появляются еще несколько
Поводырей, от черных мантий которых поднимается пар. "Те, кто не успел
переправиться" - люди, но нет смысла пенять Поводырям.
Все. Мы навсегда оставили свой дом, и он обрушился за нашими
спинами. Hе нужно оглядываться. Там ничего не осталось, кроме огня и
боли, теперь наш дом - здесь.
- Отдохните до рассвета, - говорит Поводырь, легко перекрывая
гомон и стоны.
И никто не смеет перечить.


2.

У забора столпились дети,
Поглядеть на слепого калеку,
Они смеются над силой,
Что в слабости плащ завернулось.
Слюной из раскрытых ртов
Капает в пыль любопытство.
Калека смотрит в себя,
И видит слепых детей.
Китон Звонкоголосый,
"Стихи о заблудших".

Я знаю, искра, это именно от тебя загорится мир. Снова оживет,
извиваясь бесчисленными поворотами, выпустив от удивления зажатый в
зубах хвост. Выпустит и сможет вдохнуть, как дышал когда-то,
давным-давно, когда камень мог оставить царапину на моей коже или
вырвать клок волос, которых теперь нет. Мне не жаль короткой звериной
шерсти, я не стану скорбеть о былой уязвимости, нет! Hо я рад
возрождению мира, едва не похороненного нами.
Hо даже самое сухое дерево не вспыхнет мгновенно от одной искры.
Пусть она согрела меня, пусть о ней уже знают все - но лишь сквозь мою
тень просеивается песок, убегая к последнему прибежищу на востоке.
Только в моих крыльях поет шершавый ветер пустыни, незримыми барашками
стекая вниз, к горячему песку далеко позади тени, высматривающей