"Сомерсет Моэм. Тогда и теперь" - читать интересную книгу авторавыполнял его заказы. Коли эти вещи краденые, я не хотел держать их у себя.
- Он говорит правду, ваша светлость, - добавил Бернардо. - Я пришел к нему и сразу узнал подсвечники и тарелки. - Они мои, ваша светлость! - воскликнула одна из женщин. - Каждый скажет вам, что они мои! - Тихо. - Герцог перевел взгляд на гасконцев. - Вы признаете, что украли эти вещи? - Нет, нет, нет! - истерично закричал юноша. - Это ошибка. Клянусь душой матери, я этого не делал. Мастер обознался. Я никогда его не видел. - Уведите, - приказал герцог. - На дыбу его. Может, тогда вспомнит. - Нет, - взвизгнул юноша. - Я этого не перенесу. - Уведите его. - Я сознаюсь, - выдохнул гасконец. Герцог довольно усмехнулся и повернулся ко второму. - А ты? Тот гордо откинул голову. - Я не крал. Я взял эти вещи. Это наше право. Мы захватили город. - Ложь. Мы не захватили город. Он сдался. По неписаным правилам ведения военных действий в Италии тех времен города, взятые штурмом, отдавались солдатам на разграбление и они могли брать все, что попадалось под руку. Если же город капитулировал, его жители выплачивали крупную сумму на покрытие расходов армии-победительницы, а их жизнь и собственность оставались неприкосновенными. Поэтому горожане предпочитали сдать город и только в редких случаях стояли насмерть. - По моему приказу солдаты обязаны оставаться вне стен города. Тот, кто казнен. - Герцог взглянул на офицера. - На заре повесить обоих на площади. Объявить в лагере, в чем заключалось их преступление и какое они понесли наказание. Около виселицы выставить охрану. Городскому глашатаю каждый час сообщать населению, что оно может положиться на справедливость своего повелителя. - Что он говорит? - испуганно спросил юноша старшего гасконца, так как герцог, обращаясь к офицеру, перешел с французского на итальянский. Гасконец не ответил, только с ненавистью посмотрел на герцога. Борджа повторил приговор по-французски. - Вас повесят на рассвете в назидание остальным. Юноша вскрикнул - казалось, его пронзила невыносимая боль - и упал на колени. - Пощадите, пощадите! - зарыдал он. - Я слишком молод, чтобы умирать! Я не хочу умирать! Я боюсь! - Уведите их, - сказал герцог. Юношу подняли на ноги, он всхлипывал и продолжал что-то кричать. Второй гасконец, задыхаясь от ярости, плюнул ему в лицо. Пленников вывели. Герцог повернулся к Агапито да Амале. - Проследи, чтобы их исповедовал священник. Меня будет мучить совесть, если они предстанут перед своим создателем, не получив возможности покаяться в грехах. Секретарь, чуть улыбнувшись, кивнул и вышел из зала. А герцог - по всей видимости, в прекрасном расположении духа - обратился к кардиналу и Макиавелли: - Надо же быть такими дураками. Непростительная глупость - продавать |
|
|