"Сомерсет Моэм. Тогда и теперь" - читать интересную книгу автора

выполнял его заказы. Коли эти вещи краденые, я не хотел держать их у себя.
- Он говорит правду, ваша светлость, - добавил Бернардо. - Я пришел к
нему и сразу узнал подсвечники и тарелки.
- Они мои, ваша светлость! - воскликнула одна из женщин. - Каждый
скажет вам, что они мои!
- Тихо. - Герцог перевел взгляд на гасконцев. - Вы признаете, что
украли эти вещи?
- Нет, нет, нет! - истерично закричал юноша. - Это ошибка. Клянусь
душой матери, я этого не делал. Мастер обознался. Я никогда его не видел.
- Уведите, - приказал герцог. - На дыбу его. Может, тогда вспомнит.
- Нет, - взвизгнул юноша. - Я этого не перенесу.
- Уведите его.
- Я сознаюсь, - выдохнул гасконец.
Герцог довольно усмехнулся и повернулся ко второму.
- А ты?
Тот гордо откинул голову.
- Я не крал. Я взял эти вещи. Это наше право. Мы захватили город.
- Ложь. Мы не захватили город. Он сдался. По неписаным правилам ведения
военных действий в Италии тех времен города, взятые штурмом, отдавались
солдатам на разграбление и они могли брать все, что попадалось под руку.
Если же город капитулировал, его жители выплачивали крупную сумму на
покрытие расходов армии-победительницы, а их жизнь и собственность
оставались неприкосновенными. Поэтому горожане предпочитали сдать город и
только в редких случаях стояли насмерть.
- По моему приказу солдаты обязаны оставаться вне стен города. Тот, кто
посягает на честь, достоинство или собственность его жителей, должен быть
казнен. - Герцог взглянул на офицера. - На заре повесить обоих на площади.
Объявить в лагере, в чем заключалось их преступление и какое они понесли
наказание. Около виселицы выставить охрану. Городскому глашатаю каждый час
сообщать населению, что оно может положиться на справедливость своего
повелителя.
- Что он говорит? - испуганно спросил юноша старшего гасконца, так
как герцог, обращаясь к офицеру, перешел с французского на итальянский.
Гасконец не ответил, только с ненавистью посмотрел на герцога. Борджа
повторил приговор по-французски.
- Вас повесят на рассвете в назидание остальным. Юноша вскрикнул -
казалось, его пронзила невыносимая боль - и упал на колени.
- Пощадите, пощадите! - зарыдал он. - Я слишком молод, чтобы умирать! Я
не хочу умирать! Я боюсь!
- Уведите их, - сказал герцог.
Юношу подняли на ноги, он всхлипывал и продолжал что-то кричать. Второй
гасконец, задыхаясь от ярости, плюнул ему в лицо. Пленников вывели. Герцог
повернулся к Агапито да Амале.
- Проследи, чтобы их исповедовал священник. Меня будет мучить совесть,
если они предстанут перед своим создателем, не получив возможности
покаяться в грехах.
Секретарь, чуть улыбнувшись, кивнул и вышел из зала. А герцог - по всей
видимости, в прекрасном расположении духа - обратился к кардиналу и
Макиавелли:
- Надо же быть такими дураками. Непростительная глупость - продавать