"Сомерсет Моэм. Сосуд гнева (Авт.сб. "Каталина")" - читать интересную книгу автора

отраженные в зеркале, и обменялся с ними легкой иронической улыбкой. Он
спросил себя, какого черта нужно посетителю. Эверт Грюйтер говорил на
английском, голландском и малайском языках с одинаковой легкостью, но
думал он на голландском. Ему это нравилось. Он считал голландский язык
приятно грубоватым.
- Попроси туана подождать и скажи, что я сейчас выйду.
Он натянул китель на голое тело, застегнулся на все пуговицы и с важным
видом вышел в гостиную. Его преподобие Оуэн Джонс поднялся.
- Доброе утро, мистер Джонс, - сказал резидент. - Полагаю, вы
заглянули, чтобы пропустить со мной стаканчик джина с содовой прежде, чем
я примусь за работу.
Мистер Джонс не улыбнулся.
- Я пришел к вам в связи с одним печальным обстоятельством, мистер
Грюйтер, - ответил он.
Резидента не смутила ни серьезность посетителя, ни трагизм, звучавший в
его словах. Его маленькие голубые глазки лучились благодушием.
- Садитесь, дорогой друг, и возьмите сигару.
Мистер Грюйтер прекрасно знал, что преподобный Оуэн Джонс не пьет и не
курит, но ему нравилось, может быть, из своеобразного озорства, предлагать
тому выпить и закурить при каждой встрече. Мистер Джонс покачал головой.
Мистер Джонс возглавлял баптистскую миссию на Аласских островах. Его
штаб-квартира была расположена на Бару, самом большом и густонаселенном
острове, но в его ведении находились и молитвенные дома на нескольких
других островах, где подвизались его туземные помощники. Это был человек
лет сорока, высокий, худощавый и меланхоличный, с удлиненным желтоватым
лицом, словно сведенным гримасой. Его каштановые волосы уже поседели на
висках, а над лбом образовалась залысина. До некоторой степени это
придавало ему вид рассеянного интеллектуала. Мистер Грюйтер не любил его,
но уважал. Он не любил его за узость взглядов и догматизм. Сам неунывающий
язычник, он ценил плотские радости и стремился урвать их как можно больше
- насколько позволяли обстоятельства; естественно, его выводил из терпения
человек, осуждавший все удовольствия. Он считал, что обычаи страны вполне
отвечали потребностям туземного населения, и его раздражали энергичные
усилия миссионера разрушить образ жизни, который так хорошо оправдывал
себя на протяжении столетий. Уважал же он его честность, усердие и
доброту. Мистер Джонс, австралиец валлийского происхождения, был
единственным квалифицированным врачом на островах, и отрадно было
сознавать, что в случае болезни нет нужды обращаться к китайскому врачу, и
никто лучше резидента не знал, сколь полезным может оказаться искусство
мистера Джонса в сочетании с присущим ему щедрым милосердием. В случае
эпидемии гриппа миссионер работал за десятерых, и разве что тайфун мог
помешать ему переезжать с острова на остров, где нуждались в его помощи.
Он жил со своей сестрой в маленьком белом домике примерно в полумиле от
деревни, и когда резидент прибыл на остров, Джонс поднялся на борт судна и
пригласил его остановиться у них, пока дом Грюйтера не приведут в порядок.
Резидент принял приглашение, но вскоре увидел, как скромно жила эта пара.
Выдержать такое было сверх его сил. Чай и скудная еда три раза в день, а
стоило ему закурить сигару, как мистер Джонс вежливо, но твердо попросил,
пожалуйста, не курите, поскольку они с сестрой решительно не Одобряли
курения. Через двадцать четыре часа мистер Грюйтер переехал в свой дом. Он