"Сомерсет Моэм. Человек, у которого была совесть (Перевод О.Холмской)" - читать интересную книгу автора

был ревностный мусульманин, и несколько раз в течение дня, в определенные
часы, я слышал, как он читает молитвы. Для услуг комендант тюрьмы
прикомандировал ко мне другого заключенного; он стлал мне постель, убирал
комнаты, бегал по поручениям. И он и араб были приговорены к пожизненной
каторге за убийство; комендант уверял меня, что они достойны всяческого
доверия; оба честнейшие люди: хоть все бросай незапертым - ничего и никогда
не пропадет. Но не скрою от читателя, что вечером, ложась спать, я всегда
запирал дверь на ключ и ставни на задвижки. Это была, вероятно, совсем
излишняя предосторожность, но так мне спалось спокойнее.
Отправляясь сюда, я запасся рекомендательными письмами, и губернатор
тюремных поселений, так же как и комендант тюрьмы в Сен-Лоране, приложил все
усилия к тому, чтобы мое пребывание здесь оказалось приятным для меня и
поучительным. Не буду рассказывать обо всем, что я здесь видел и слышал. Я
не репортер. Не мое дело осуждать или оправдывать ту пенитенциарную систему,
которую французы считали нужным применять к своим преступникам. Тем более
что сейчас эта система уже отвергнута: присужденных к каторге не будут
больше отправлять во Французскую Гвиану, где их терзают всяческие болезни,
связанные с тропическим климатом и работой в зараженных малярией джунглях,
куда многих из них посылают; где они терпят неописуемые унижения, теряют
надежду, гниют заживо, умирают. Скажу только: я не видал случаев жестокого
обращения с заключенными. С другой стороны, я не видел и заботы о том, чтобы
отбывший свой срок преступник мог стать полезным членом общества. Для его
морального воспитания ничего не делается. Не заведено ни школ, в которых он
мог бы чему-нибудь научиться, ни спортивных игр, участие в которых отвлекало
бы его от тяжелых мыслей. Я не видал библиотеки, где он мог бы взять книгу и
почитать после работы. Я видел такое положение вещей, при котором только
самый сильный и стойкий человек может не пасть духом. Я видел такую
грубость, такое общее отупение, которое всякого, кроме, может быть, очень
немногих, неизбежно должно привести к апатии и отчаянию.
Обо всем этом я говорить не буду - это не входит в мои задачи. Терзаться
из-за чужих страданий, когда не имеешь возможности их облегчить, -
бесплодное занятие. Моя цель здесь иная: просто рассказать одну
любопытную,историю. Я давно уже понял, что невозможно все знать о
человеческой природе; сколько ее ни изучай, рано или поздно непременно
натолкнешься на какую-нибудь неожиданность. И когда я несколько оправился
после того потрясения, изумления и ужаса, какие я испытал при первом своем
посещении тюрьмы, я стал соображать, что здесь, пожалуй, можно разузнать
кое-что новое о таких сторонах жизни, которые меня всегда интересовали. Надо
вам сказать, что три четверти заключенных в тюрьме Сен-Лорана попали сюда за
убийство. Эти сведения получены мною не из официальных источников, и,
возможно, я преувеличиваю. На каждого заключенного здесь заведена тетрадь, в
которой записано его преступление, приговор, взыскания, которым он
подвергался, и вообще все, что тюремное начальство считает нужным отметить;
из просмотра значительного числа таких тетрадей я и сделал свои выводы. И я
был прямо-таки поражен, когда понял, что подавляющее большинство этих людей,
которых я видел вокруг себя - видел, как они работают в мастерских, отдыхают
на верандах, бродят по улицам, - в Англии, без сомнения, были бы казнены.
Они охотно отвечали на расспросы о том поступке, который привел их сюда,
и я потратил целый день, пытаясь разведать природу так называемых
преступлений на любовной почве. В каждом случае я старался точно установить,