"Уильям Сомерсет Моэм. Белье мистера Харрингтона" - читать интересную книгу автора

лепесток, увлекаемый ветерком, там появлялась, чтобы тут же исчезнуть, сама
Павлова. В то время успех Эшендена был еще не настолько велик, чтобы
оскорбить эрудированных педантов, сам же он в юности бесспорно входил в их
число, и хотя кое-кто уже поглядывал на него косо, другие (неизлечимые
оптимисты, трогательно верящие в человеческую природу!) еще возлагали на
него некоторые надежды. Анастасия Александровна сказала ему в лицо, что он
-- член интеллигенции. Эшенден был вполне готов этому поверить. Он находился
в том состоянии, когда верят чему угодно. Он был наэлектризован и полон
смутных предвкушений. Ему чудилось, что наконец-то он вот-вот поймает тот
неуловимый дух романтики, за которым так долго гнался. У Анастасии
Александровны были прекрасные глаза и хорошая, хотя по нынешним временам и
несколько пышноватая, фигура, высокие скулы, курносый нос (такой, такой
татарский!), широкий рот, полный крупных квадратных зубов, и бледная кожа.
Одевалась она ярковато. В ее темных меланхоличных глазах Эшенден видел
необъятные русские степи, и Кремль в перезвоне колоколов, и торжественную
пасхальную службу в Исаакиевском соборе, и серебристые березовые рощи, и
Невский проспект. Чего только он не видел в ее глазах, просто поразительно.
Они были круглые, блестящие и чуть навыкате, как у мопса. Они беседовали об
Алеше из "Братьев Карамазовых", о Наташе из "Войны и мира", об Анне
Карениной и об "Отцах и детях".
Эшенден незамедлительно обнаружил, что муж ее не достоин, а затем
узнал, что и она того же мнения. Владимир Семенович был коротышка с большой
головой, вытянутой, словно палочка лакрицы, и всклокоченной шевелюрой
непокорных русских волос. Он был тихим, незаметным существом, и казалось
странным, что царское правительство опасалось его революционной
деятельности. Он преподавал русский язык и писал корреспонденции в
московские газеты. Он был приветлив и услужлив. Эти качества очень его
вручали, так как Анастасия Александровна была женщина с характером: когда у
нее болел зуб, Владимир Семенович испытывал адские муки, а когда ее сердце
надрывали страдания ее злополучной родины, Владимир Семенович, вероятно,
жалел, что родился на свет. Эшенден не мог не признать в нем никчемности, но
его безобидность невольно возбуждала симпатию, и когда в надлежащий срок он
признался Анастасии Александровне в своей страсти и с восторгом убедился в
ее взаимности, его вдруг кольнуло: а что им делать с Владимиром Семеновичем?
И Анастасия Александровна и он не находили в себе сил расстаться хотя бы на
минуту. Эшенден опасался, что ее революционные взгляды помешают ей дать
согласие стать его женой, но, к некоторому его удивлению, а также большому
облегчению, согласие она дала, и очень поспешно.
- А Владимир Семенович позволит вам развестись с ним? - спросил он,
откинувшись на подушку, цвет которой напомнил ему слегка протухшее мясо, и
нежно сжимая ее руку.
- Владимир меня обожает, - ответила она. - Это разобьет ему сердце.
- Он приятный человек, и мне бы не хотелось, чтобы он был несчастен.
Но будем надеяться, что у него это пройдет.
- У него это никогда не пройдет. Такова русская душа. Я знаю, когда я
его оставлю, он почувствует, что потерял все, ради чего стоило жить. Я еще
не видела, чтобы мужчина так всецело предавался женщине, как он мне. Но,
конечно, он не захочет помешать моему счастью. Для этого он слишком
благороден. Он поймет, что у меня нет права колебаться, когда речь идет о
моем саморазвитии. Владимир даст мне свободу, ни о чем не спрашивая.