"Уильям Сомерсет Моэм. Чувство приличия" - читать интересную книгу автора

восхищается всем, что вы написали, радуется каждой вашей удаче, и так
приятно было бы с чистой совестью тепло отозваться о его произведениях. Но
это невозможно, и остается прибегнуть к единственно спасительной фразе,
какая еще остается приятелю художника-портретиста.
- Видимо, сходство поразительное,-- говорите вы.
Мэри Уортон в прошлом известная певица, еще и сейчас в голосе ее
сохранилось что-то от былой прелести. Наверно, в молодости она была очень
хороша собой. Теперь, в пятьдесят три, лицо у нее изможденное. Черты
утратили женственность, кожа огрубела; но коротко стриженные седеющие волосы
все еще густы и вьются, а в чудесных глазах светится ясный ум. Одевается она
не строго по моде, но живописно, и у нее слабость к ожерельям и каким-то
необыкновенным серьгам. Она резковата, мгновенно подмечает чужую глупость,
язычок у нее острый, и потому ее многие не любят. Но все признают, что она
умница. Она не только настоящий музыкант, но и очень начитанна и до страсти
увлекается живописью. Она на редкость тонко чувствует искусство. Интерес к
современному искусству у нее не показной, а искренний, и она за гроши
покупала картины безвестных художников, к которым потом приходила слава. В
ее доме слышишь новейшую сложную музыку, и стоит в Европе появиться поэту
или романисту, способному сказать новое, необычное слово, она немедля
ринется за него в бой против филистеров. Вы скажете, что она интеллектуалка
-- так оно и есть; но вкус у нее едва ли не безошибочный, ее суждения здравы
и восторги непритворны.
Больше всех ею восхищается Томас Уортон. Он влюбился в нее, когда она
еще пела на концертной сцене, и стал преследовать предложениями руки и
сердца. Раз пять или шесть она ему отказывала и, как я подозреваю, вышла за
него не без колебаний. Она думала, что он станет большим художником, и когда
он оказался всего лишь приличным ремесленником, лишенным оригинальности и
воображения, почувствовала себя обманутой. Ее оскорбляло, что знатоки
смотрят на него свысока. Томас Уортон любил жену. Он глубоко уважал ее
мнение, и ее одобрительное слово было бы ему дороже хвалебных рецензий во
всех лондонских газетах. Но она была слишком честна, чтобы говорить не то,
что думала. Его жестоко уязвляло, что жена так мало ценит его работу, и,
хотя он пытался обратить это в шутку, видно было, что втайне он обижен ее
замечаниями. В иные минуты его длинная лошадиная физиономия багровела от еле
сдерживаемого гнева и взгляд омрачала ненависть. Друзьям известно было, что
супруги не ладят. У них была злосчастная привычка ссориться на людях. Уортон
неизменно говорил о жене с восхищением, но Мэри, не столь сдержанная, не
скрывала от близких друзей, как муж ее раздражает. Она признавала его
достоинства - доброту, великодушие, бескорыстие, признавала охотно; но
недостатки у него такие, из-за которых с человеком трудно ужиться: он
узколобый, самоуверенный и притом заядлый спорщик. По натуре он не художник,
а для Мэри Уортон искусство превыше всего. В том, что касается искусства,
она не способна на уступки. И потому не замечает, что грехи Уортона, которые
так бесят ее, объясняются в значительной мере его уязвленным самолюбием. Она
то и дело ранила его, а он, обороняясь, становился высокомерен и нетерпим.
Нет муки злее, чем презрение единственного человека, чьей похвалы жаждешь
больше всего на свете, и хоть Томас Уортон был невыносим, нельзя было ему не
посочувствовать. Но если в моем описании Мэри выглядит вечно недовольной,
капризной и в общем-то утомительной особой, значит, я оказался несправедлив.
Она была верным другом и очаровательной собеседницей. С ней можно было