"Франсуа Мориак. Клубок змей" - читать интересную книгу автора

которым струились слезы, запах непостижимого для меня горя. Я думал, что
ты плачешь от счастья. По молодости лет я не мог иначе истолковать
душившие тебя рыдания. Правда, ты ведь говорила мне такие успокоительные
слова: "Это ничего, это оттого, что я возле вас..."
И ты не лгала, лгунья! Ты действительно плакала из-за того, что была
_возле меня_, а не возле другого - возле того, чье имя ты, наконец, выдала
мне несколько месяцев спустя вот в этой самой спальне, где я пишу в те
дни, когда ко мне, старику, уже стучится в окошко смерть, а кругом меня
собралась милая моя семейка и ждет минуты вожделенного дележа добычи.
А я-то, глупец, в тот вечер был так счастлив возле тебя, на повороте
тропинки, змеившейся над Баньером. Я прижимался лицом к твоему плечу, к
твоей тоненькой шейке, я вдыхал свежее, чистое благоухание, исходившее от
моей маленькой плачущей девочки. Влажная и теплая пиренейская ночь,
пахнувшая мокрой, росистой травой и мятой, восприяла и твой аромат. Под
горой на площади Источников листва старых лип вокруг раковины для оркестра
была освещена фонарями. Было видно, как старик англичанин из нашей
гостиницы ловит сачком с длинной палкой ночных бабочек, слетавшихся на
огонь. Ты мне сказала: "Дайте мне носовой платок..." Я вытер тебе глаза и
спрятал платок на груди, под рубашкой.
Я стал совсем другим человеком, - думаю, этим все сказано. Совсем
другим!.. Даже лица моего коснулся светлый луч счастья. Я это чувствовал
по взглядам женщин. После этого вечера, после твоих слез, ни малейшего
подозрения у меня не могло бы возникнуть. А сколько было вслед за этим
других вечеров, когда ты вся искрилась радостью, так доверчиво опиралась
на мое плечо, держалась за мою руку. Я поднимался по тропинке слишком
быстро, ты говорила: "Ой, тише, тише! Я совсем задохнулась!" Я был
целомудренным женихом. Ты пробудила во мне нетронутые чувства. Ни разу у
меня не возникало искушения злоупотребить доверием, которое оказывали мне
твои родные, мне и в голову не приходила мысль, что за этим доверием, быть
может, кроется расчет.
Да, я стал другим человеком, до такой степени другим, что однажды со
мной произошло нечто странное, - теперь уж можно в этом признаться, ибо
вряд ли ты будешь торжествовать, читая это письмо. Это было на дороге в
долину Лилий. Мы с тобой выпрыгнули из коляски и пошли пешком. Журчала
вода в речке; я растирал в руке стебелек дикого укропа; внизу уже
сгущалась тьма, а на вершинах гор еще сияли очаги света... И вдруг у меня
возникло ощущение, нет - почти физическая уверенность, что существует иной
мир, кроме нашего, существует вполне реально, но мы знаем лишь тень его...
Ощущение это длилось одно мгновение, и на протяжении моей печальной
жизни оно повторялось редко и через очень большие промежутки. Но сама
необычайность этого ощущения усиливала его значимость в моих глазах. Вот
почему позднее, когда у нас начались бесконечные распри из-за религии, мне
приходилось отгонять от себя такие воспоминания.
Я считаю своим долгом сказать тебе об этом. Но теперь уж поздно
касаться этих вопросов.
Вспоминать о нашей помолвке не стоит. Однажды вечером мы стали женихом
и невестой, и вышло это как-то помимо моей воли. Ты, думается мне, поняла
вырвавшиеся у меня слова совсем не в том смысле, какой я хотел вложить в
них, и я вдруг оказался связанным с тобою. Я просто не мог опомниться от
неожиданности. Не стоит об этом вспоминать. Но тут было одно неприятное