"Франсуа Мориак. Подросток былых времен (Роман)" - читать интересную книгу автора

мама не стремилась "знать". Для успокоения ей достаточно было снова
"прибрать к рукам" своего мальчика, который вступал в опасный возраст. Я
взбунтовался:
после конкордата день Рождества Богоматери не был уже обязательным
праздником.
- В нашей семье, - возразила мама, - он остался обязательным. Мы всегда
соблюдали его. Наши фермеры не пашут на волах в этот день. К тому же
господин настоятель ждет тебя. И говорить об этом больше нечего - Но ты же
не заставляешь Лорана...
- Лорану восемнадцать лет Ты еще ребенок, и я отвечаю за тебя.
Сам дьявол подсказал мне эти слова:
- Если я дурно исповедуюсь, у меня будет дурное причастие.
И оба греха лягут на тебя.
Она побледнела, вернее, щеки ее приобрели землистый оттенок. Я бросился
ей на шею:
- Нет-нет, я пошутил, я буду и исповедоваться и причащаться...
Она прижала меня к груди.
По дороге в церковь злость охватила меня с новой силой, но теперь она
целиком обратилась против ни в чем не повинного настоятеля. Я силился
побороть ее, мне ни к чему была дурна исповедь... "Ну что ж, - подумал я,
- ладно, скажу ему все и даже больше, чем он пожелает, больше, чем ему
когда-либо приходилось об этом слышать".
Он читал требник, сидя около исповедальни. Он еще некоторое время
продолжал читать, потом спросил, готов ли я, вошел в свою каморку и снял с
гвоздя епитрахиль. Я услышал, как открылось окошечко, и увидел его
огромное ухо. Сообщив, что не исповедовался с 15 августа, я отбарабанил
Confiteor [Молитва перед исповедью (лат.)] и выложил recto tono [Напрямик
(лат.)] свой обычный малый набор, который не менялся со времен первой
исповеди: "Грешен в чревоугодии, лжи, непослушании, лени, плохо молился,
плохо слушал мессу, повинен в гордыне, злословии..."
И это все? У него был разочарованный вид. Да, думаю, что все.
- Ты уверен, что тебя ничто больше не тревожит? Может быть,
какие-нибудь мысли...
Я спросил:
- Какие мысли?
Он не настаивал: не очень-то он доверял мне, этому маленькому чудовищу,
но вполне вероятно, что я мог быть и чудовищем невинное!и.
- Всегда ли ты исповедовался искренне?
Вот тут дьявол обуял меня и подсказал мне ответ:
- Нет, отец мой.
- Как? Надеюсь, ничего важного ты не утаил?
- Не знаю. Может быть, это и есть самое важное.
- Бедное мое дитя! Твоя мать, твои наставники, сам я, все мы всячески
остерегали тебя против малейшего отклонения от святой добродетели...
Так он именовал целомудрие. Я возразил, что в этом пункте ни в чем
серьезном упрекнуть себя не могу. В то время это была чистая правда. Каким
невинным мальчиком был я всего три года назад...
- Однако ты сказал, что речь идет о самом важном... Что же это значит?
- Важно это или нет, судить вам. Так вот, я - идолопоклонник.
- Идолопоклонник? Да что ты болтаешь?