"Владимир Максимов. После немоты " - читать интересную книгу автора

обратное предмету, области мира или категории Бытия. Когда я при этом говорю
"Человек" - это не предмет, а не что иное, как перспектива мира, точка
зрения на Бытие, точка зрения просто безнадежного, но упрямого
Сопротивления".
Но даже в безнадежности этого Сопротивления Бернар-Анри Леви
усматривает спасительную для Человека альтернативу. Мистическое одиночество
Исайи или Иеремии для него убедительнее триумфальной безликости Наполеона
или Сталина. Для него плата за Свободу и есть Одиночество, но оно-то и
подвигает Человека к беспрерывному Сопротивлению.
Помнится, в Таганской тюрьме, еще будучи мальчишкой, я получил свои
первые пять суток карцера. По возвращении в камеру один матерый зэк спросил
меня:
- Что, малолетка, голодно было?
- Нет, - вполне искренне ответил я, - к голодухе я с детства привык,
скучно было.
Тот назидательно помахал у меня перед носом заскорузлым пальцем:
- Запомни, малолетка, человек, которому наедине с собой скушно, уже не
человек, а дерьмо.
Этот старый каторжник, как я теперь понимаю, был во сто крат свободнее
своих тюремщиков.
В "Завещании Бога" огромное количество фактов и ссылок, уличающих
современников автора в политическом лукавстве и двоедушии. Их можно было бы
приводить до бесконечности, удивляясь их новизне и убедительности, но не в
них непреходящая ценность этой книги, делающая ее воистину классической.
Она - эта ценность - в ее выстраданной неожиданности, в ее обнадеживающей
новизне, в ее перспективной необходимости.
Особое место занимает в книге тема еврейства и его роли в мировой
истории. Действительно, падали империи и государства, обращались в прах
целые племена и народы, рушились цивилизации, а это странствующее
сообщество, направляемое ведомым только ему Откровением, проходило сквозь
Время, не утеряв из Священного свитка не то чтобы слова, даже запятой. Это
пророческое племя сохраняло в себе Закон, не страшась платить за свою
верность Ему несметным числом погромов и казней, зачастую обращаясь на своем
пути то в дым собственных храмов, то в пепел Майданеков и Дахау. Этот вещий
народ и являет собою для автора меру и сосуд вечного Сопротивления.
"Завещание Бога" хочется цитировать почти целиком, но не имея (и к
сожалению!) такой возможности, я позволю себе только еще одну цитату и -
последнюю:
"... я говорю, что единственная этика в силе устоять - та, что и Народу
сумеет противопоставить глухой голос простых людей, то есть голос чистых
субъектов во всей их несокрушимой и непреходящей обособленности. И
единственная традиция людей-одиночек, не боявшихся порицать народы, когда
народы заблуждались, решительно отождествлять их с Государством, когда сему
Государству они повиновались, одиночек, наделенных славной дерзостью
осмысливать Добро и Зло, независимо от количества соратников, - в том, что
эти глашатаи, эти одиночки, эти люди с негромким именем, писаниями своими
свидетельствуют, что они люди как все люди - лишь бы эти самые "все"
согласились мыслить собственными мозгами, то есть не буквой Закона. Это те,
кого Библия окрестила "пророками", и мы вскоре увидим какую модель они
завещали миру, модель Сопротивления, найденного вне идолопоклоннических