"Владимир Максимов. Сага о носорогах " - читать интересную книгу автора

Разумеется, никаких, как он выражается, картеров этот гусь знать не
знает, но газету "Правда" цитирует добросовестно, слово в слово. Школа
сказывается: работает по системе Станиславского, в соответствии со
сверхзадачей.
Трибун. Горлан. Главарь. Что хотите. Стихами буквально испражняется.
Кипит благородным возмущением. Разоблачает. Клеймит. Кого? Кого угодно,
кроме собственных носорогов в штатском. Что? Что угодно, кроме людоедства в
собственной стране. Но в то же время намекает. Дает понять. Проводит
аллюзии. На этом стихотворном мародерстве сделал себе состояние и
полускандальную известность. Но жанр одряхлел, золотое время дармовых кормов
кончается.
- Проходит моя слава, как вода сквозь пальцы,- жалуется, болезный,
приятелю, пропивая в лондонском кабаке гонорар за недавнее изобличение язв
капитализма, и белые глаза его при этом истекают мутной слезой. - Люди
неблагодарны.
Умри, Денис, лучше не скажешь! Но, воленс-неволенс, какой поэт, такая и
благодарность.
Живописец. Это значит - живо пишет. Наш - даже слишком живо. Увековечил
уже с полдюжины царствующих и не менее дюжины властвующих особ обоего пола,
разного возраста и разнообразного калибра. Работает в принципиально
иконописной манере: Лоллобриджиду - под Матерь Божию, Брежнева - под Христа
в маршальских регалиях. Поговаривают, за Амину Даду взялся, расписывает в
святоотеческой манере, хочет художественно прозреть в людоеде черты то ли
Иоанна Крестителя, то ли Симеона Затворника. В духе, так сказать,
исторического компромисса.
Но после недавнего вояжа по Европе творческая Дуняша неожиданно
затосковала - другой славы возжаждалась, извините за выражение, героической.
Сидя в своей московской опочивальне среди французской мебели Людовика
какого-то, собрал, чтоб добро не пропадало, все прошлые модели на одном
холсте, добавил туда для оппозиционного оживления Спасителя, опального
прозаика, самого себя и - в живописный Самиздат: нишкните, завистники, мы
тоже, мол, не лыком шиты!
Не картина, а целое скопление, созвездие, содружество, конгресс
гигантов, можно сказать, яблоку некуда упасть. Видно, по этой самой причине
в сей эпохальной мистерии двадцатого века только Иванушке-дурачку места не
нашлось, а скорее всего, нету их теперь, Иванушек-дурачков. Перевелись.

5

"Дорогие друзья!
Со дня моего отъезда на Запад прошло более четырех лет. Пора, что
называется, подвести первые итоги. Оглядываясь теперь на прошлое, я должен с
горькой определенностью признать, что после своего отъезда потерял куда
больше, чем приобрел. Разумеется, не о квасной ностальгии речь, этим я не
страдаю, а если и поскребет на сердце иногда, мне стоит только добежать до
газетного киоска на Этуаль, полистать родную "Правду" - и все как рукой
снимает. Куда тяжелее для меня потеря среды, то есть тех людей, судьбы
которых так или иначе переплелись с моею, той языковой стихии, в которой
складывался мой человеческий и литературный слух, того горделивого сознания
своей правоты, какое дается человеку участием в общем противоборстве темной