"Владимир Максимов. Сага о носорогах " - читать интересную книгу автора

языком мне не раз приходилось удивляться грубости, падкости на клевету и
доносительство, злопамятству и беспросветной безвкусице, которые душат
советскую публицистику, да и часто отравляют общественную мысль по эту
сторону рубежа. До сих пор, однако, ни в ленинских нападках на кадетов, ни в
крокодиловских и литгазетных подвалах не удавалось прочитать ничего
подобного. У меня нет ни малейшей симпатии к тупой самозащите левой
интеллигенции нашей, но ее вряд ли переубедишь такими обличениями. Носороги!
Доводами не пробьешь! С ними надо просто расправиться! Пока что -
мысленно... Это опасный путь. Игры ущербного воображения могут вылиться во
что угодно. Самосуд в мечте страшен еще хотя бы тем, что он жестко освещает
душу камерных мстителей. Можно надеяться, что В. Максимов ограничится
воображаемой охотой. На настоящих или мнимых носорогов. Печалит главным
образом факт этих зоологических невеселых очерков. По сравнению с этой
жидковатой сагой, российский мат - в котором коренятся талант и
мировоззрение В. Максимова - выгодно отличается своей лаконичностью.
Печально читать рядом с молитвой о русском народе болезненно осторожные
соображения о чьей-то заднице. С глубоким почтением,

Мартынов ".

В верхнем правом углу страницы: "С приветом. Мартынов". Это уже, надо
понимать, для адресата, которому предназначалась копия.
Ах, господин Мартынов, господин Мартынов, я понимаю, как иногда хочется
или необходимо, что называется, порадеть родному человечку, но ведь не до
такой же степени, чтобы из-под каждой строки торчали чуткие уши заказчика!
Следующий отзыв был уже печатным и принадлежал долголетнему автору
вышеуказанной газеты - госпоже Е. Каннак. При всем моем уважении к этой
почтенной даме, я не мог не подивиться (в печальном, конечно, для нее
смысле) необыкновенной живости ее реакции, начисто отметающей азбучное
правило журналистики: прежде, чем откликаться, дочитывать вещи до конца. Но,
видно, желание осадить, поставить на место здешнего неофита одержало верх
над соображениями профессиональной этики. Итак:

"Не без удивления прочли мы в "Саге о носорогах" следующие строки
В. Максимова: "Из огня да в полымя - стоило ли уносить ноги от диктатуры
государственной?.. В известном смысле здесь то же самое: цензура, деление на
своих и чужих, издательский и критический бойкот, конформизм наизнанку,
только под респектабельным демократическим соусом..." А немного выше -
слезные жалобы на "душевную глухоту, идеологическую ограниченность,
социальную стадность западной интеллектуальной элиты". Как это понимать?
Ведь - надо надеяться - и В. Максимову известно, что цензура во Франции
отменена почти двести лет тому - в 1789 году - и что никто не может помешать
французскому писателю посвятить свою книгу любой теме, а издателю - эту
книгу напечатать. Но, конечно, из груды манускриптов издатель выбирает те,
которые покажутся ему значительнее и талантливее других - и могут привлечь
читателей. Это его право. При чем тут цензура?.."

Все правильно: в огороде растет бузина, в Киеве живет дядька, но при
чем тут тема моих, как выражается, к примеру, господин Мартынов
"зоологических невеселых очерков" и отмена цензуры во Франции я до сих пор,