"Владимир Максимов. Сага о носорогах " - читать интересную книгу автора

1

Покончила собой Лена Титова. Трагическое событие это прошло почти
незамеченным в мутном кипении эмигрантских страстей вокруг собственного пупа
и дележа весьма сомнительных литературных лавров.
А я вспоминаю московскую квартиру Титовых на Васильевской, где, начиная
со второй половины дня, заваривалась шумная круговерть диссидентского
братства. Трудно назвать сейчас человека из этой среды, который бы не
побывал в этом гостеприимном доме, где для всякого гостя находилась рюмка
водки и душевное слово. Не раз заглядывал сюда и далеко не падкий на новые
знакомства Александр Солженицын.
Меня привел к ним Володя Буковский чуть не перед самым своим арестом, и
с тех пор я стал здесь частым гостем. Дом Титовых по праву считался
штаб-квартирой демократического движения, где всегда можно было узнать самые
свежие политические новости, получить достоверную информацию об арестах и
внесудебных преследованиях, установить контакты с иностранными
корреспондентами. И хотя все здесь давным давно прослушивалось и
проглядывалось со всех сторон, никто в словах и жестах не стеснялся, эйфория
близкой победы брала в нас верх над осторожностью и чувством самосохранения.
И чего, казалось, нам было скрывать, в самом деле, мы шли "на вы" с
открытым, как говорится, забралом!
Их выталкивали из страны открыто, нагло, не стесняясь в методах и
средствах. Буквально вымогали у них заявление, обещая пренебречь любыми
формальностями и без задержек выдать визу.
Только оказавшись на Западе, я понял причину их неожиданной широты: в
отличие от нас они-то доподлинно знали, какой прием ожидает на Западе людей
с позицией и мировоззрением Титовых. И не ошиблись в своем чисто
профессиональном расчете: от новичков отмахнулись, как отмахивались от всех
им подобных на протяжении последних шестидесяти лет, а услужливые носороги
доделали дело, оттеснив непрошеных гостей на обочину общественного внимания,
где они и прозябали последние годы в безвестности и забвении.
И как результат: одной - петля, другому лабиринты дурдома.

2

Следом Анатолий Якобсон. Та же судьба, та же тоска, та же петля.
Блестящий критик и эссеист, он покинул раздавленную Россию, чтобы обрести
новую родину на Земле обетованной, но сердце его продолжало болеть русской
бедой и русскими болями.
"Когда государство расправляется с людьми - это политика, - писал он. -
Когда человек хочет препятствовать этой расправе - это не политика". К
сожалению, это не так для тех, кто расправляется или собирается
расправляться: всякое сопротивление своим палаческим инстинктам они
расценивают именно, как политику, притом общественно и уголовно наказуемую.
И вскоре по прибытии на Запад он убедился в этом на собственном горьком
опыте.
И сделал из этого опыта единственный для себя вывод, который стоил ему
жизни.