"Карл Май. Наследники Виннету ("Виннету") " - читать интересную книгу автора

в 1906 году. Кстати, прообразом Мары Дуриме для Карла Мая всегда была его
добрая бабушка, которая немало способствовала воспитанию мальчика.

Я прошу не считать эти деловые замечания скучными или лишними.
Некоторые из фотографий сыграют чрезвычайно важную роль в цепочке
последующих событий. Кто знает меня, тому не нужно пояснять, что в моих
произведениях не бывает никаких "случайностей". Все, что происходит, я
объясняю высшей волей, - называйте ее Богом, судьбой, роком или еще
как-нибудь. Этот рок властвовал и тогда, в чем я убежден. Забегая вперед,
скажу, что предложения книготорговцев так и остались предложениями - у меня
даже не было времени разыскать этих господ. Разумеется, их цель была одна:
просто скопировать страницы книг и забрать эти копии себе. Еще более явно
обнаружился перст судьбы в другом случае: мне поступило еще одно
предложение, но уже не по почте, а, так сказать, из первых уст, и, что
удивительно, в то же самое время и тоже от американца! Заслуживают внимания
некоторые сопутствующие обстоятельства, из которых ясно, что случайность
происходящего абсолютно исключена.
У нас в Дрездене есть приятель, практикующий врач и психиатр. Особенно
в области психиатрии он достиг значительных успехов и пользуется большим
авторитетом. Иностранцы не реже местных жителей прибегают к его
консультациям, а Дрезден, как известно, город приезжих.
Как-то раз он навестил нас не в выходной день, а среди недели, да еще
поздно вечером - в такое время, в какое прежде нас не посещал, и речь зашла
о нашем решении отплыть в Нью-Йорк на пароходе "Норддойчен Ллойд".
- Может, за наггитами? - спросил он быстро, как будто только и ждал
положительного ответа.
- С чего это вы вдруг подумали о наггитах? - спросил я.
- Дело в том, что сегодня я видел один, размером с голубиное яйцо. Он
висел на цепочке от часов, как брелок, - ответил он.
- И у кого же?
- У одного американца, который, впрочем, был мне более интересен, чем
его золотой самородок. Он сказал мне, что будет здесь только два дня, и
настойчиво просил дать заключение по поводу одного деликатного дела, которое
для каждого психолога, следовательно и для вас, мой дорогой друг, является
случаем экстраординарным!
- Почему?
- Речь шла о наследственной тяге к суициду, самоубийству, которая
неминуемо должна коснуться всех без исключения членов семьи. Причем тяга эта
у каждого поначалу ощущалась исподволь, совершенно незаметно, затем
усиливалась, пока не становилась непреодолимой.
- Я уже слышал о таких случаях и даже лично знаком с подобной напастью.
Об этом я разговаривал с одним судовым врачом, с которым плыл из Суэца на
Цейлон. Как-то мы провели на верхней палубе целую ночь, обсуждая тайны
психики. Тогда он проникся ко мне доверием и сообщил о том, что камнем
лежало у него на сердце и о чем он раньше еще никому не рассказывал. Брат и
сестра его уже лишили себя жизни, отец - тоже. Мать умерла от горя и страха.
И вот теперь, во время заграничного турне, вторая сестра прислала ему
письмо, где призналась, что не может больше противостоять злополучному
побуждению. Сам он только потому и стал врачом - чтобы попытаться найти путь
к спасению, раз уж никто другой не в силах.