"Карл Май. Жут" - читать интересную книгу автора

бедняков. Вот и здесь могло быть такое.
- Почему же он ищет ее здесь, в стране штиптаров? - прозвучал следующий
вопрос.
- Потому что здесь есть красивейшие дщери и потому что ему
пригрезилось, будто он найдет здесь цветок своего гарема.
- Так пусть он ищет ее! Но ради чего он преследует нас?
Несмотря на скверное положение, в котором оказался малыш, он ответил
самым серьезнейшим тоном:
- Вас? Это ему и в голову не приходило. У него есть дело лишь к
Мубареку.
- Какое дело?
- Он видел во сне отца прекраснейшей дщери и город, в котором отыщет
его. Этот город - Остромджа, а отец - старый Мубарек. Почему же тот бежит от
моего господина? Пусть он отдаст ему свою дочь и, став зятем самого богатого
индийского царя, обретет огромную власть.
В соседней комнате послышался хриплый голос раненого:
- Молчи, сукин сын! Никогда в жизни у меня не было дочери. Твой язык
полон лжи, как крапива - гусениц. Ты полагаешь, что я не знаю, кто твой
господин, коему я желаю десять тысяч раз испытать адские муки. Разве он все
еще не носит на шее хамайл*, хотя сам он - проклятый сын неверного? До сих
пор я молчал, мечтая в одиночестве насладиться местью, но твоя ложь так
велика, что жжет мой слух. Мне нужно сказать то, что я знаю и о чем не могу
дольше молчать.
______________
* Хамайл - Коран, который написали в Мекке и который получают лишь те,
кто бывал там.

- Что такое? Что такое? - спросили остальные.
- Знайте же, что этот иностранец не кто иной, как проклятый
осквернитель святых мест. Я видел его в Мекке, в граде молитв. Его узнали; я
стоял рядом и протянул к нему руку, но шайтан помог ему убежать. А этот
хаджи Халеф Омар был с ним и помог ему осквернить величайшую святыню
мусульман взором христианской собаки. Я никогда не забывал лиц обоих этих
людей и снова узнал их, когда искалеченный лежал на улице Остромджи и видел,
как они проезжают мимо меня. Не позволяйте же длиться этой грубой лжи, но
подумайте об ужасной мести за все их кощунства. Сколько я мечтал о том,
какой каре надлежит подвергнуть этих злодеев, но не находил наказания,
которое было бы соразмерно их деяниям. Поэтому до сих пор я молчал.
Он говорил быстро, взахлеб, словно его мучил жар. Потом он громко
застонал, ибо боль его раны взяла верх. Все было так, как я и говорил: его
положили в спальне.
Внезапно мне все стало ясно. Вот почему мне так знакомо его худое,
характерное лицо! Словно во сне, перед глазами всплыла картина: море людей,
возмущенных и возбужденных, и посреди этого моря та самая фигура; ее тощие,
длинные руки простерты ко мне; костлявые пальцы изогнуты, словно когти
хищной птицы, нацелившейся на добычу! Значит, я видел его в Мекке. Его образ
бессознательно запал в мою память, а когда я снова увидел его в Остромдже,
то почувствовал, что где-то уже встречал его, но не мог вспомнить место, где
это случилось.
Теперь я понял также, почему в Остромдже он посмотрел на меня с такой