"Карл Май. Жут" - читать интересную книгу автора

делавшая ненужной наличие дверей. От дороги к дому вела каменная лестница, у
которой сохранились лишь верхняя и нижняя ступеньки. Пожалуй, попасть в этот
дом мог либо альпинист, либо акробат.
Похоже, в деревне не имелось ни ставней, ни деревянных дверей, а жители
ее были так же открыты, как их дома, ведь я не заметил ни единой персоны,
которая, в изумлении глядя на нас, не открыла бы рот нараспашку. Окажись на
моем месте насмешник Генрих Гейне, он бы к своим географическим рифмам
добавил еще одну:

Пышный цвет Востока - Глоговик,
Зривший в ужасе тебя постиг!

Наш проводник остановился перед самым видным из здешних зданий. Две
темные, крепкие ели роняли на него тень, поэтому его хозяин посчитал
излишним для себя заниматься ремонтом наполовину рухнувшей крыши. Дом стоял
у склона горы. С ее вершины сбегал ручеек; возле двери он вливался в
рытвину, заполненную зловонной золотистой жижей. Прямо у края ее лежали
несколько чурбанов, о которых конакджи молвил, что они являют собой
амфитеатр общественных диспутов, на которых уже не раз вопросы мировой
важности решались вначале на словах, потом на кулаках и, наконец, даже на
ножах.
Мы расположились на этих чурбанах политеса и напоили лошадей из ручейка
выше того места, где он достигал рытвины. Нашего проводника мы послали с
экспедицией в дом, ибо Халеф набрался смелости заявить, что он голоден и
съел бы что-нибудь.
Вскоре из дома донесся звучный дуэт; его составили верещание женской
фистулы и бас конакджи, изрекавший проклятия и сбивавшийся на дискант;
наконец, оба искусных музыканта показались в дверях.
Нам следовало вмешаться в их спор и сказать свое веское слово. Бас
продолжал удерживать взятую ноту "до", уверяя, что он хотел чем-нибудь
перекусить, а сопрано со всей определенностью объясняло, взяв си-бемоль, что
здесь абсолютно ничего нет.
Халеф уладил раздор, схватив в присущей ему манере обладательницу более
высокого голоса за ушко и скрывшись с ней в глубине дома.
Прошло почти полчаса, прежде чем он вернулся. Все это время комнаты
гостеприимного дома хранили пугающее молчание. Когда Халеф, наконец,
появился, его сопровождала хозяйка, которая зловеще жестикулировала и
извергала проклятия, хотя ни одного ее слова я не мог понять. Она старалась
вырвать у Халефа бутылку, но тот героически удерживал ее.
- Сиди, здесь есть что выпить! - ликующе воскликнул он. - Вот что я
отыскал.
Он высоко вздымал бутылку. Хозяйка пыталась достать ее рукой, что-то
крича, но я мог уловить лишь обрывок фразы: "Bullik jak". Хотя мой турецкий
выручал меня всюду, мне непонятно было, что такое "bullik jak".
Наконец, хаджи, пытаясь избавиться от навязчивого присутствия этой
противной Гебы, достал из-за пояса плетку, после чего та разом отступила на
несколько шагов, чтобы сызнова метать в него ужасные взоры.
Халеф извлек пробку, состоявшую из старого, скомканного клочка ситца,
соблазнительно махнул мне бутылкой и поднес ее ко рту.
Цвет напитка не был ни светлым, ни темным. Я не мог понять, крепкой ли