"Карл Май. Жут" - читать интересную книгу автора

чтобы остудить руку водой. Когда его снова усадили в седло, он дрожал и
пошатывался. С этими чужаками ты надолго останешься здесь?
- Мы сейчас же отправимся в путь. Им нечего знать, что мы с тобой
говорили о всадниках и Юнаке.
Я услышал, как он удалился, а затем на минутку вышел из дома, чтобы
хозяйка не догадалась, что я подслушал ее разговор.
Кто был этот Юнак? Имя у него сербское и означает "герой"; здесь бытуют
такие имена. Наверное, имелся в виду торговец углем - тот, что берет уголь у
Шарки и развозит его по домам!
Когда я, громко ступая, снова вошел в дом, навстречу мне вышла хозяйка,
и я поведал ей свое желание. Она готова была его выполнить, но только
поинтересовалась, недоверчиво глядя на меня:
- А деньги у тебя есть, господин? Дарить я ничего не дарю.
- У меня есть деньги.
- И ты мне заплатишь?
- Естественно!
- Это вовсе не так естественно, как полагаешь. Я христианка и могу есть
это мясо. Я могу продавать его другим христианам, но если я отпущу его
мусульманину, то вместо денег удостоюсь лишь наказания.
- Я не магометанин, а христианин.
- И все же ты такой плох...
Она осеклась. Наверное, она хотела сказать "плохой человек", но вовремя
одумалась и добавила:
- Попробую поверить тебе. Так что идем! Я отрежу тебе сколько хочешь.
Я взял примерно три четверти кило колбасы и целый круг ветчины,
весивший почти полкило. Она потребовала за это пять пиастров, то есть
примерно девяносто пфеннигов. Когда я дал ей на три пиастра больше, она
изумленно посмотрела на меня.
- Это что, все мне? - спросила она, сомневаясь.
- Да. За это я попрошу у тебя что-нибудь, во что можно завернуть эти
продукты.
- Да, а что ж тебе дать? Разве только бумагу?
- Она годится лучше всего, только не надо брать грязную бумагу.
- Грязной тут нет, потому что вообще бумаги у нас нет. Где тут в
деревне найдешь хоть листок бумаги? Я дам тебе что-нибудь другое. Вот тут
лежит рубашка моего мужа; он ее больше не носит. Оторву-ка я от нее кусок.
Она потянулась в угол, где лежал всякий хлам, и вытащила оттуда вещицу,
что выглядела как тряпка, которой долгие годы протирали закопченные колпаки
керосиновых ламп и грязные горшки. Она оторвала от нее клочок, завернула
колбасу и ветчину и протянула мне этот "пакет" со словами:
- Возьми-ка и угощайся. Во всей округе меня знают, как самую искусную
коптильщицу окороков. Тебе редко когда доводилось есть такие вкусные вещи.
- Верю тебе, - ответил я вежливо. - Все, что я вижу здесь, пахнет и
выглядит как солонина, да и ты сама такая аппетитная, словно тебя держали в
рассоле вместе с ветчиной, а потом повесили в дымовой трубе. Завидую твоему
спутнику жизни.
- О господи, не говори слишком много! - польщенно промолвила она. - В
округе есть люди покрасивее, чем я.
- Все же, прощаясь с тобой, думаю, что охотно буду тебя вспоминать. Да
будет жизнь твоя такой же благоухающей и блестящей, как шкурка твоей