"Кит МакКарти. Пир плоти " - читать интересную книгу автора

серо-зелеными завитками тонкого кишечника.
Но и этим осквернение тела не исчерпывалось.
Кишечник, будь он в естественном состоянии, непосвященному может
показаться скрученным как попало, безо всякого порядка, но на самом деле он
закреплен в строго определенном положении. Часть его окутана диафрагмой и
прижата ею к задней стенке брюшной полости, а все остальное подвешено более
свободно на брыжейке, которая является ответвлением задней брюшины и служит
своего рода привязью, дающей кишечнику возможность смещаться, но в разумных
пределах.
Брыжейка тоже была разрезана - ничем иным нельзя было объяснить тот
факт, что кишечник свисал кольцами до самого стола. Но разрез был сделан не
аккуратно, как на операционном столе, а наспех, и лезвие, очевидно, зацепило
какой-то большой кровеносный сосуд - аорту или нижнюю полую вену, а может
быть, даже почки.
Поэтому кровь, вытекшая из внутренностей тускло поблескивавшими
ручьями, образовывала нечто вроде фантастического фонтана слез в царстве
обреченных. Большая часть крови стекла по ногам девушки на дубовый стол,
спрятав его поверхность под своим вязким темно-красным слоем; однако на
столе ей места не хватило, и какая-то ее часть перелилась на пол.
Айзенменгер как зачарованный долго смотрел на прекрасную молодую
девушку, на это надругательство над природой, готическое по своему замыслу и
театральное по исполнению, и в эти долгие минуты ничто - ни в музее, ни в
остальном мире - для него не существовало.
Осмысление и анализ информации произошли в его сознании позже, сейчас
же наблюдаемое им зрелище подавило все его мыслительные способности.


* * *

Он долго стоял, тупо глядя на это кровавое месиво и не видя вокруг себя
ничего больше, пока его не отвлекли странные всхлипывающие звуки.
Айзенменгер, повернув голову, заметил в конце зала какую-то фигуру,
скрючившуюся наподобие зародыша. Всхлипывания звучали слабо, мягко, они не
взывали о помощи, а, скорее, успокаивали, зато блеск глаз в полумраке был
сверхъестественно ярким, как у порожденного больным воображением страшного
мифического существа. Вглядевшись, Айзенменгер понял, кто это.
Либман - а это был он - прижался спиной к книжному шкафу. Он был
совершенно раздавлен жутким зрелищем и смотрел на середину комнаты не
отрываясь. Непонятно, как в таком состоянии он еще смог позвонить по
телефону.
- Стефан?
Айзенменгеру пришлось обойти стороной кровавую лужу. Отвести взгляд от
этого жертвенника, сооруженного в центральной точке музея, казалось ему чуть
ли не святотатством.
- Стефан!
Никакой реакции, даже во взгляде.
Айзенменгер встал прямо перед ним, чувствуя себя невидимкой, потому что
в глазах Либмана все еще отражалось воспоминание об увиденном.
- Стефан!
Он уже кричал во весь голос, но по-прежнему без малейшего результата. В