"Колин МакИннесс. Абсолютные Новички" - читать интересную книгу автора

и чистильщик пушек.... Ну, парень, просто посмотри на себя в зеркало.
Это заставило его молчать некоторое время.
- Все, давай, - сказал я. - Будь хорошим полубратом, и позволь мне
заняться моим делом. Зачем ты вообще перебрался в эту комнату?
- Ты не прав! - закричал он. Тебе придется пройти через это!
- Этот предмет исчерпан. Мы досконально его обсудили. Забудь это.
- Что мы сделали, ты должен сделать.
- Вернон, - сказал я, - я не хочу тебе этого говорить, но твой
английский не очень хорош, не самом деле.
- Вот увидишь!
- Хорошо, - сказал я, - увижу.
Я пытался, как вы, наверное, поняли, выгнать его из комнаты. Но парень
был также чувствителен, как бампер грузовика, и вновь плюхнулся на свою
кровать, истощенный умственными усилиями нашей беседы. Поэтому я выкинул его
из своей головы и работал над снимками в тишине, пока Папаша не постучал в
дверь с двумя чашками чая. И мы стояли в темноте, горел лишь красный свет,
мы оба игнорировали этого кретина. Нам было наплевать, претворялся ли он
спящим, подслушивая наш разговор, или ему снилось, что заслужил шесть
крестов Виктории.
Папаша спросил меня о новостях.
Это всегда меня смущало, потому что, какие бы новости я ему не сообщал,
он всегда заводил одну из своих любимых тем - номер один, насколько мне
живется лучше, чем жилось ему в 1930-х, номер два, почему бы мне не
вернуться "домой" опять. Папаша считал, что этот бордель первого класса, в
котором он живет, все еще дорог мне.
- Ты знаешь, что он вселился сюда, - сказал Папаша, показывая на
кровать. Я пытался помешать ему, но не смог. Комната все еще твоя, тем не
менее, я всегда на этом настаивал.
Я попытался представить своего бедного Папашу, настаивающим на
чем-либо, особенно вразговоре с моей Мамой.
- А зачем она вообще его засунула сюда? - спросил я.
- Он ссорился с жильцами, - ответил Папаша. Есть тут один, с ним он в
особо острых отношениях.
Мне не захотелось спрашивать у него с кем именно и почему. Поэтому я
спросил своего бедного предка, как продвигается его книга. Речь идет об
Истории Пимлико, которую, по его словам, пишет Папаша, на никто ее никогда
не видел, хотя это дает ему предлог для того, чтобы выходить на улицу,
говорить с людьми, посещать публичные библиотеки и читать книги.
- Я дошел до 23 главы, - сказал он.
- То есть до какого времени? - спросил я, уже отгадав ответ.
- Начало 1930-х, - ответил он.
Я сделал глоток чая.
- Спорим, Пап, - сказал я, - ты разгромишь эти свои старые жалкие 30-е.
Я мог почувствовать, как Папаша трясется от возмущения.
- Конечно, сынок! - прокричал он шепотом. Ты даже не представляешь
себе, на что был похож этот предвоенный период. Нищета, безработица, фашизм,
разрушение, и, что хуже всего, ни единого шанса, никаких возможностей,
никакого луча света в конце коридора, просто множество крепких, испуганных,
богатых стариков, сидящих на крышках мусорных баков, чтобы грязь не
переливалась через край.