"Колин Маккалоу. Травяной венок. Том 1" - читать интересную книгу автора

настанет черед Гая Юлия. Цезарю-младшему, как его зовут в семье, уже
исполнилось пять лет; он отлично читает и пишет. Причем как читает! Подсунь
ему любую галиматью, которую ты сам же только что накропал - и он глотает
ее, не подавившись. На такое и взрослые, по-моему, не способны, а этот
пятилетний молокосос делает из всех нас болванов. Притом что за миловидное
дитя! Но совсем не избалованное; на мой взгляд, Аврелия с ним слишком
строга.
Больше ничего не могу придумать, Луций Корнелий. Поторапливайся домой!
Я уже чувствую, что тебя ждет преторское курульное кресло".
Луций Корнелий Сулла и впрямь заторопился домой, наполовину горящий
надеждой, наполовину уверенный, что что-нибудь ему наверняка помешает. Хоть
он всем сердцем стремился к своему давнему фавориту Метробию, он заставил
себя не впустить звезду трагедии в дом, когда тот явился к нему как клиент.
Это был год Суллы; если он потерпит неудачу, то это будет означать, что
богиня Фортуна навсегда отвернулась от него; он по крайней мере не станет
делать ничего, что расстроило бы эту капризную матрону, которая не одобряет
слишком пылких увлечений. Так что прощай, Метробий!
Однако, проведя немного времени с детьми, он нанес визит Аврелии. Дети,
кстати, так выросли, что Сулла с трудом сдержал слезы: глупая девчонка
украла у него четыре года их жизни! Корнелии Сулле шел четырнадцатый год, и
хрупкой красотой, уже способной вскружить немало голов, она пошла в мать, а
вьющимися рыжевато-золотистыми волосами - в Суллу. По словам Элии, у нее уже
начались месячные; под тканью угадывалась волнующая грудь. Глядя на нее,
Сулла почувствовал себя старым - совершенно новое для него, непрошенное
чувство; однако девочка вовремя улыбнулась ему колдовской улыбкой Юлиллы,
бросилась ему на шею, оказавшись почти одного с ним роста, и осыпала его
лицо поцелуями. Сыну Суллы исполнилось двенадцать; внешностью он пошел в
Цезарей: золотистые волосы, голубые глаза, удлиненное лицо, длинный нос,
высокий, тонкий, но с развитой мускулатурой.
В этом мальчике Сулла наконец-то обрел друга, какого у него не было
никогда прежде; сын любил его безграничной, чистой, невинной любовью - и
отец не мог помыслить ни о ком, кроме него, хотя ему следовало бы
сосредоточиться на обольщении избирателей. Сулла-младший, еще не снявший
мальчишеской тоги с пурпурной каймой и носящий на шее от сглаза буллу,[106]
повсюду следовал за отцом, почтительно отступая в сторону и вслушиваясь в
каждое слово, когда Сулла вступал в беседу со знакомыми. Воротившись домой,
они садились в кабинете Суллы и обсуждали прошедший день, людей, настроение
форума.
Однако Сулла не захватил сына в Субуру; направляясь туда, он удивленно
крутил головой, слыша приветствия и чувствуя одобрительно хлопающие его по
спине ладони. Наконец-то он обрел известность! Сочтя эти встречи добрым
предзнаменованием, он постучался в дверь Аврелии с большим воодушевлением,
нежели недавно, когда уходил с Палатина. Управляющий Евтих незамедлительно
впустил его в дом. Не ведая стыда, он находился вполне в ладу с самим собой,
пока дожидался хозяйку в гостиной; завидя ее, он как ни в чем не бывало
поднял руку в знак приветствия, сопроводив жест улыбкой. Она улыбнулась ему
в ответ.
Как мало она изменилась! И как сильно! Сколько ей теперь лет? Двадцать
девять? Тридцать? Здесь пришлось бы спрятаться и прекрасной Елене из Трои:
перед Суллой предстало воплощение красоты. Глаза Аврелии стали еще больше,