"Колин Маккалоу. Травяной венок. Том 1" - читать интересную книгу автора

избавиться от меня, излечив Клитумну от привязанности ко мне: он полагал,
что сможет меня затмить. Но я просто уехал, вообще уехал из Рима. В
результате он не мог затмить никого, кроме самого себя, в чем и преуспел.
Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы смертельно надоесть
Клитумне. - Сулла перевернулся вниз животом. - Вскоре после этого он
скончался. - Голос Суллы звучал задумчиво; продолжая улыбаться, он издал
театральный вздох. - Я опрокинул все его планы!
- Что ж, будем надеяться, что возвращение Квинта Цецилия Метелла
Нумидийского, прозванного Хрюшкой, окажется такой же бессмысленной
победой, - ответил Марий.
- За это, я и пью, - сказал Сулла и выпил. Наступившую тишину было
нелегко нарушить, ибо былое согласие отсутствовало, и ответ Суллы не смог
его вернуть. Возможно, размышлял Публий Рутилий Руф, былое согласие
зижделось на целесообразности и боевом братстве, а не на истинной, глубоко
укоренившейся дружбе. Но как они могут предать забвению годы, проведенные в
битвах с врагами Рима? Как могут позволить навеянной пребыванием в Риме
размолвке затмить память о прошлом? Конец прежней жизни положили действия
трибуна[3] Сатурнина. Сатурнин, возжелавший сделаться правителем Рима, а
также некстати постигший Мария удар... Нет, все это чепуха, сказал Публий
Рутилий Руф себе самому. Оба - мужи, предназначенные для великих дел, таким
негоже сидеть дома и отходить в домашнем уюте от дел. Случись война, которая
потребовала бы от них совместно взяться за оружие, или революция,
подстрекаемая новым Сатурниным, - и они стали бы дружно мурлыкать, как пара
котов, вылизывающих друг дружке мордочки.
Разумеется, время не стоит на месте. Ему и Гаю Марию уже по шестьдесят,
Луцию Корнелию Сулле - сорок два. Не имея привычки подолгу смотреться в
зеркало и выискивать что-то в глубинах изображения, Публий Рутилий Руф не
мог с уверенностью утверждать, что возраст не дает себя знать, однако зрение
его по крайней мере не подводило: сейчас он отлично видел Гая Мария и Луция
Корнелия Суллу.
В последнее время Гай Марий несколько отяжелел, чего не могла скрыть
даже его новая тога. Впрочем, он всегда был крупным мужчиной, что не мешало
его гармоничному телосложению: даже сейчас излишек веса был равномерно
распределен по плечам, спине, бедрам и брюшку, вовсе не казавшемуся
оплывшим; дополнительный груз не столько отягощал его, сколько разглаживал
морщины на его лице, которое было теперь крупнее и округлее, а также
отличалось - из-за поредевших волос - высоким лбом. Не желая обращать
внимания на левосторонний полупаралич Мария, Рутилий Руф восхищался вместо
этого его замечательными бровями, такими же кустистыми и непокорными, как и
всегда.
О, что за трепет вызывали брови Гая Мария в душах многочисленных
скульпторов! Скульпторы, жившие в Риме и вообще в Италии, получив заказ на
ваяние из камня портрета Мария для какого-нибудь города, общины или просто
незанятого пространства, куда просилась скульптура, еще не успев взглянуть
на Гая Мария, знали, с чем им предстоит столкнуться. Но что за ужас
отражался на лицах хваленых греков, присланных из Афин или Александрии, дабы
запечатлеть в камне облик Сципиона Африканского, стоило им узреть брови
Мария!.. Каждый делал все, что мог, однако не только скульптурные, но и
живописные изображения лика Гая Мария неизменно превращались всего лишь в
фон для его восхитительных бровей.