"Колин Маккалоу. Травяной венок. Том 1" - читать интересную книгу автора

Как ни странно, самый лучший портрет друга, какой доводилось видеть
Рутилию Руфу, представлял собой всего лишь набросок черными штрихами на
внешней стене его, Рутилия Руфа, дома. Скупые линии: прихотливая кривая,
отлично передающая толщину нижней губы, сияние глаз - как только черный цвет
умудряется передать это сияние? - и, естественно, по дюжине мазков на каждую
бровь. Как бы то ни было, это был именно Тай Марий во плоти и крови - его
горделивость, его ум, его неукротимость, весь его уникальный характер.
Только как описать это ни с чем не сравнимое искусство? Vultum in peius
fingere... Лицо, олицетворяющее неумолимость. Однако сработанное столь
совершенно, что неумолимость его превращалась в неистовую приверженность
справедливости. Увы, прежде чем Рутилий Руф смекнул, как снять кусок
штукатурки, не дав ему рассыпаться на тысячу кусочков, прошел ливень, и
самого похожего на оригинал портрета Гая Мария не стало.
Напротив, с Луцием Корнелием Суллой никогда не произошло бы ничего
подобного, как бы ни старались живописцы из подворотни. Если бы не цвет его
лица, Сулла мало чем отличался бы от тысяч красавцев. Правильные черты,
истинный римлянин - о таком эпитете Гаю Марию не приходилось и мечтать.
Однако в красках этот человек становился воистину несравненным. В сорок два
года у него совершенно не поредели волосы - и что это были за волосы! Их
нельзя было назвать ни рыжими, ни золотистыми. Густая, вьющаяся шевелюра -
разве что длинновата. Глаза же его напоминали голубизной высокогорный лед,
окруженный синевой набухшей грозой тучи. Сегодня его узкие, прихотливые
брови, как и длинные, густые ресницы, имели добротный каштановый цвет.
Однако Публию Рутилию Руфу доводилось лицезреть Суллу неподготовленным к
приему посторонних, поэтому он знал, что тот прибег к stibium:[4] на самом
деле брови и ресницы Суллы были настолько светлы, что казались незаметными,
ибо кожа его была мертвенно-бледной, словно напрочь лишенной пигмента.
При виде Суллы женщины утрачивали благоразумие, добродетельность,
способность рассуждать. Они отбрасывали осмотрительность, приводили в
неистовство мужей, отцов и братьев, начинали бессвязно бормотать и хихикать,
стоило ему бросить на них мимоходом взгляд. Какой способный, какой умный
человек! Великий воин, непревзойденный администратор, муж несравненной
храбрости; чего ему немного недостает - так это умения организовать себя и
других. И все же женщины - его погибель. Так, по крайней мере, размышлял
Публий Рутилий Руф, чья приятная, но ничем не выдающаяся внешность и мышиный
окрас никогда не позволяли ему надеяться на то, чтобы выделиться среди
мириадов других людей. Сулла вовсе не был развратником; за ним не волочился
шлейф обманутых женщин насколько было известно Рутилию Руфу, его поведение
всегда отличалось непоколебимой нравственностью. Однако не приходилось
сомневаться, что человек, жаждущий добраться до вершины римской политической
лестницы, имел гораздо больше шансов добиться своего, если не имел внешности
Аполлона: мужчины-красавцы, перед которыми не могли устоять женщины,
вызывали удвоенную зависть у соперников, а также недоверие, а то и
пренебрежение, как неженки и любители наставлять ближнему рога.
Рутилий Руф погрузился в воспоминания. В прошлом году Сулла выставлял
свою кандидатуру на выборах преторов.[5] Казалось, победа была ему
обеспечена: он отличился в боях, и о его доблести было хорошо известно, ибо
Гай Марий позаботился, чтобы избиратели знали, какую неоценимую помощь
оказывал ему Сулла в качестве квестора,[6] трибуна и легата.[7] Даже Катул
Цезарь (не имевший повода испытывать любовь к Сулле, ставшему причиной его