"Алистер Маклин. Крейсер "Улисс" ("Корабль ее величества "Улисс", "Полярный конвой")" - читать интересную книгу автора

- Понимаю, как многого я требую от вас. Понимаю, как вы утомлены, как
тоскливо, тяжко у вас на душе. Я знаю - никто лучше меня не знает этого -
что вам пришлось пережить, как нужен вам давно заслуженный отдых. Вы его
получите. Весь экипаж корабля по возвращении в Портсмут поучит отпуск на
десять суток. Потом идем на ремонт в Александрию. - Слова эти были сказаны
мимоходом, словно не имея для Вэллери никакого значения. - Но прежде - я
понимаю, это звучит жестоко, бесчеловечно - я вынужден просить вас снова
вытерпеть лишения, возможно, еще более тяжкие, чем когда-либо прежде.
Иного выхода у меня нет.
Теперь каждая фраза перемежалась долгими паузами. Слова командира можно
было расслышать лишь с большим трудом: говорил он негромко, словно
откуда-то издалека.
- Никто, тем более я, не вправе требовать от вас этого... И все же я
уверен, что вы это сделаете. Я знаю, вы не подведете меня. Я знаю, вы
приведете "Улисс" в назначенное место. Желаю вам удачи. Да благословит вас
Бог! Доброй ночи.
Щелкнув, умолкли динамики, но на корабле по-прежнему царила тишина. Никто
не говорил и не шевелился. Одни не спускали глаз с динамиков, другие
разглядывали собственные руки или тлеющие кончики сигарет (несмотря на
запрет, многие курили), не обращая внимания на то, что едкий дым резал
усталые глаза. Казалось, каждый хочет остаться наедине со своими мыслями;
каждый понимал, что встретив взгляд соседа, не сможет оставаться в
одиночестве. То было понимание без слов, какое так редко возникает между
людьми. В подобные минуты словно бы поднимается и тотчас опускается некая
завеса. Потом человеку уж и не вспомнить, что именно он видел, хотя он и
знает, что видел нечто такое, что никогда более не повторится. Редко,
слишком редко удается ему быть свидетелем подобного, будь то закат с его
безвозвратной красотой, отрывок из какой-то вдохновенной симфонии или
жуткая тишина, которая воцаряется на огромных аренах Мадрида и Барселоны,
когда беспощадная шпага знаменитого матадора попадает в цель. У испанцев
есть особые для этого слова: "мгновение истины".
Неестественно громко тикая, лазаретные часы отстукали минуту, другую. С
тяжелым вздохом - казалось, он на целую вечность задержал дыхание -
Николлс осторожно отодвинул скользящую дверь, закрытую шторами, и включил
свет. Он взглянул на Брукса, потом отвернулся вновь.
- Ну что, Джонни? - Голос старого доктора прозвучал тихо, почти насмешливо.
- Ничего не понимаю, сэр, просто ничего не понимаю, - покачал головой
Николлс. - Сперва я подумал: - ну и нарубит же Старик дров! Напугает
матросов до смерти. И, Боже ты мой! - продолжал он с изумлением, - именно
это он и сделал. И чего только не наговорил - тут тебе и штормы, и
"Тирпиц", и полчища подлодок, и чего только нет... И все-таки... Голос его
затих.
- И все-таки? - отозвался Брукс, словно подзадоривая юношу. - То-то и оно.
Очень уж вы умны, молодые доктора. В том-то и беда ваша. Я наблюдал за
вами. Сидите как какой-нибудь психиатр-самоучка. Вовсю исследуете
воздействие командирского выступления на психику увечных воинов, а изучить
ее воздействие на собственную психику не удосужились. - Помолчав, Брукс
продолжал вполголоса: - Рассчитано великолепно, Джонни. Хотя что я говорю?
Никакого расчета тут не было. И все-таки что получается? Картина самая
мрачная, какую только можно себе представить. Объясняет, что предстоящий